Любовь и баксы
Шрифт:
– Фу, какая гадость!
– явно передразнивая Лину, сморщился Артур.
– Ох уж мне эти университетские…
Быстро выпив по чашке чаю с вареньем, они направились в комнату. В дверях Артур резко остановился, и Лина, натолкнувшись на него, удивленно спросила:
– Что такое?
При этом ее руки сами собой легли на грудь Артура, а он обнял ее за плечи и тихо сказал:
– Да так…
Лина заглянула ему в глаза. Артур медленно склонил голову. Сердце Лины забилось учащенно, и она, прижавшись к Артуру, поцеловала его в губы. Руки Артура сжали ее плечи, и Лина почувствовала, что еще минута - и все сокровища могут отправляться к чертям. Понимая, что именно сейчас этого допускать нельзя никак, она слабыми руками оттолкнула Артура и прерывающимся голосом сказала:
– Маньяк. Насильник. Казанова. Поручик Ржевский.
Артур открыл глаза и, улыбнувшись, ответил:
– Ты мне так льстишь… Это, знаешь ли, развращает.
– Да, чуть не забыла. Еще развратник.
– Ах!.. Как сладки твои речи! Говори еще… Лина засмеялась и сказала:
– Ну пойдем, пойдем. Там злато-брильянты валяются.
Войдя в комнату, Артур с фомкой в руке подошел к сложенному у стены добру и, примерившись, легко поднял объемистый ящик. Поставив его на стул рядом со столом, он вонзил фомку в щель между стенкой и крышкой ящика.
– Начнем, пожалуй!
– оперным голосом провозгласил он и нажал на фомку.
Раздался протяжный скрип, и крышка отскочила.
Под ней оказалась грубая холстина, плотно прикрывавшая содержимое. Артур отложил фомку и начал осторожно разворачивать тряпку.
Лина затаила дыхание.
Наконец тряпка была убрана, и комната озарилась сверканием наполнявших ящик драгоценностей.
– Ур-ра!
– закричала Лина.
В ящике действительно были и золото, и брильянты, и изумруды, и серебро, и многое другое, радовавшее глаз и сердце, но беспорядок, в котором все это находилось, говорил о мрачной истории сокровища.
Дорогие и ценные вещи обычно вызывают к себе определенное отношение, которое выражается в том, что с этими вещами обращаются бережно, отдавая дань их ценности и труду, которым они были созданы. В каждой по-настоящему красивой и ценной вещи виден мастер, человек, который ее сделал. Он вложил в эту вещь частицу самого себя, своей жизни, и этим продолжился после того, как его земной путь был окончен.
Драгоценности всегда занимали особое место в жизни людей, их берегли, помещали на лучшие, самые видные места, надевали на себя, они привлекали взгляд, украшая и возвышая, но потом приходили другие люди, для которых эти вещи были лишь средством платежа за сомнительные блага, лилась кровь, хозяева этих вещей превращались в мертвецов, а сокровища грубо сваливались в ящики и мешки, словно топливо для очага, над которым в грязном закопченном котле варится зелье примитивных удовольствий и сиюминутных пошлых радостей.
– А вот посмотри-ка на это, - сказал Артур, криво улыбнувшись.
И он достал из ящика сверкающее изумрудами ожерелье.
– Красиво?
– Ой, красиво!
– восхитилась Лина.
– А ты посмотри повнимательней.
И Артур, повернув ожерелье, поднес его к глазам Лины.
Лина присмотрелась к тому месту, на которое указывал Артур, и спросила:
– Что это?
К одной из подвесок, украшавших ожерелье, прилипло что-то черное, засохшее, и, посмотрев повнимательней, Лина разглядела несколько завивавшихся волосков, торчавших из этого странного пятна.
– Волосы… - прошептала она, и улыбка сползла с ее лица.
– Да, волосы, - кивнул Артур, - а то, к чему они прилипли - кровь.
Лина, широко раскрыв глаза, смотрела на ожерелье.
– Да, где золото, там и кровь…
– А знаешь, - сказал Артур, обнимая ее за плечи, - я ведь до последнего момента не позволял себе поверить, что в ящиках золото-брильянты. Жизнь научила.
– Эта твоя дурацкая шпионская жизнь ничему хорошему не научит.
– Мы еще вернемся к этому пункту, - многообещающе сказал Артур.
ЭПИЛОГ
– Ну хорошо, - Граф посмотрел на Артура и стряхнул пепел в рот большой бронзовой жабе, - всех положили, цацки забрали, телевизионщиков вызвали, в общем - герои. А красотка твоя где сейчас?
– Сидит у меня дома, чахнет над златом.
– А ну как нагрянут разбойнички?
– Граф прищурился.
– Информация, знаешь, имеет свойство просачиваться в самые неожиданные щели.
– Не нагрянут. Во-первых, у меня дверь такая, что из танка не прошибешь, а во-вторых - напротив подъезда стоит машина газовой службы. Желтая такая, фургон. А в ней сидят и пьют пиво грозные орлы со стволами неимоверного калибра. Охраняют мою берлогу. Они, понятное дело, ничего по сути дела не знают, просто охраняют мой дом, так что если начнется что-то подозрительное, то мигом устроят там небольшую войну, и злодеям не поздоровится.
– Ну, если так, тогда конечно… - Граф взял за узкое горло небольшой хрустальный графинчик и наполнил рюмки.
Артур мечтательно улыбнулся, думая о Лине.
– Что происходит с железным комиссаром Артуром Воронцовым!
– сокрушенно воскликпул Граф.
– Слабая рыжая девушка ранила его в каменное сердце, и он брык - и готов…
– Аконечно, - кивнул Артур, - а дальше… А дальше, как в любой хорошей книге о любви. Или даже как у Булгакова - "любовь выскочила, как убийца с ножом, и поразила нас обоих". Или обеих…
– Обеих - это если бы вы обе были лесбиянки. А так - обоих. Грамотей.
– Ну - обоих, - покладисто согласился Артур.
В этот момент мелодично зазвонил телефон.
– Извини… - Граф поставил рюмку на стол и снял трубку.
– Да, я слушаю, - сказал он.
– Добрый вечер, уважаемый Виктор Борисович. Чему обязан? Ах, проблемы… Да, слушаю. То есть как-не по понятиям? И что - отказывается платить? А товар забрал? Так… Грозится положить всех… Ах, как нехорошо! Да, это действительно не по понятиям. Хорошо. Приезжайте в "Ржевский", только без всего этого зверинца. Своих гоблинов оставьте на улице, пусть ждут в машинах. Кто такие гоблины? Я вам потом расскажу. Да, через полчаса. Жду.
Он повесил трубку и, разведя руками, сказал:
– Вот, авторитеты опять не поделили что-то. И великий Граф сейчас будет вершить праведный суд.
– Праведный… - Артур усмехнулся.
– По моим представлениям, праведный - это если каждому из них сделать дырку в башке и выпустить оттуда злых духов.
– Между прочим, они готовы заплатить гонорар, а беру я, как ты знаешь - ой!
– немало.
– Знаю. Ну что же, мне, как я понимаю, пора уходить. Негоже президентскому комиссару с воровскими авторитетами якшаться.