Любовь и бульдог
Шрифт:
— Да! Но только если ему не представится удобного случая!.. Уведите его!
Джон нагнулся и взял собаку за ошейник.
— Ну, пойдем. Руби! Я опоздаю из-за тебя на поезд.
И в самом деле, автомобиль уже ждал у подъезда. Там же стояли Алина и ее отец, мистер Кейт.
— Как жаль, что вы должны уехать, — сказал мистер Кейт. — Но вы вернетесь, не правда ли, Бартон? Сколько времени вы рассчитываете пробыть в Лондоне?
— Я думаю, не больше десяти дней. Мой компаньон Гаммонд уже несколько раз болел этим гриппом в легкой форме, и обычно болезнь не затягивается дольше. Вы не знаете, куда девалась цепочка для моей собаки?
— О! — воскликнула с тревогой Алина, — но ведь вы не собираетесь увезти Руби с собой? Не правда ли? Это невозможно, мистер Бартон! Если вы увезете Руби, мы с вами поссоримся!
Джон посмотрел на молодую девушку и что-то пробормотал. Он хотел сказать: «Мисс, ваше желание — закон для того, кто вас любит, и это чувство не анемичная страсть, испытываемая некоторыми представителями высшей аристократии, а глубокая любовь, искренняя и горячая, любовь, какой теперь уже больше не существует. Оставьте себе Руби. Вы завладели моим сердцем, моей душой: могу ли я не отдать вам собаку? Возьмите Руби и, глядя на него, соблаговолите хоть изредка вспоминать об отсутствующем его хозяине, который непрестанно думает о вас. Прощайте!»
Но все, что он мог произнести, было:
— Гм… я… гм-гм…
Но и этого было уже много.
— Вот спасибо! — порывисто воскликнула молодая девушка. — Вы очень милы, мистер Бартон. Я буду о нем заботиться, и мы с ним не расстанемся.
— Гм!.. гм!.. гм!.. — отвечал опять Джон.
И автомобиль укатил.
Час спустя лорд Берти Фандалль присоединился к Алине, сидевшей в тени высоких деревьев.
— Что, Бартон уже уехал? — спросил он небрежным тоном.
— Да, — ответила Алина.
Лорд Берти облегченно вздохнул. Теперь он, по крайней мере, мог свободно расхаживать, без страха наткнуться на эту ужасную собаку, вечно готовую на него наброситься. С легким сердцем он опустился в кресло по соседству с Алиной.
— Знаете, мисс, — начал было он.
Вдруг какой-то звук, похожий на сопение, раздавшийся позади, заставил его повернуть голову. Голос его пресекся, монокль от нервного движения выпал, и он подскочил, словно на пружинах.
— А вот и Руби, — сказала Алина. — Поди сюда! Куда это ты умудрился засунуть морду, что так перепачкался в грязи?.. Вы любите собак, лорд Герберт? Я их обожаю.
— Собак?.. Да, да… — произнес его светлость, вертясь с самым жалким видом, пока Руби проходил мимо. — О да!.. То есть… О да, очень!..
Алина принялась очищать морду Руби от грязи.
— Вы не находите, что можно судить о характере человека по тому, внушает ли он собакам симпатию или антипатию? Они одарены чудесным инстинктом.
— Чудесным!.. — повторил его светлость и поспешил отвернуться, встретившись с устремленными на него огромными глазами Руби.
— Мистер Бартон хотел увезти Руби, но ведь это было бы смешно, — на такой короткий срок, не правда ли?
— О да! — ответил лорд Берти. — Но большую часть дня он будет, конечно, проводить в конюшне… то есть… не будет же он все время с вами?
— Что за мысль! — воскликнула с негодованием Алина. — Руби совсем не создан для конюшни. Он все время будет со мной.
— О! В самом деле? — нервно произнес лорд Берти.
— Ну, вот, — сказала Алина, слегка отталкивая собаку, — ну вот, теперь ты чистенький… Что вы сказали, лорд Герберт?
Руби с легким рычанием сделал шаг вперед.
— Извините меня, мисс, — сказал его светлость. — Я вдруг вспомнил, что забыл написать очень важное письмо… Простите!..
Лорд Берти удалился хотя и поспешно, но зато необычайно церемонно. Он ушел, пятясь задом, с такой почтительностью, словно перед ним находилась коронованная особа.
Когда лорд Берти удалился, Алина почувствовала легкое разочарование. Она испытывала смутное чувство одиночества, ей хотелось общества. Конечно, нельзя предполагать, что отъезд Джона Бартона был этому причиной. Но все-таки после него осталась какая-то пустота. Может быть, просто потому, что он был такой большой и молчаливый. К нему можно привыкнуть, как к знакомому пейзажу. Бартон уехал, и отсутствие его чувствовалось. Да, пожалуй, так, даже несомненно так!
Тем временем лорд Берти отправился в курительную комнату, чтобы обсудить положение и выкурить несколько папирос. Там он нашел Кеггса, разбиравшего полученные утром газеты. Очень раздраженный лорд присел и стал чиркать спичкой.
— Надеюсь, ваша светлость уже не вспоминает о своем неприятном приключении? — заботливо спросил метрдотель.
— Что вы хотите этим сказать? — сухо ответил лорд Берти, не выносивший Кеггса.
— Я просто хотел сказать о собаке.
— То есть?
— Я видел, как ваша светлость изволили влезть на дерево, спасаясь от Руби.
— Вы меня видели?
Кеггс утвердительно кивнул головой.
— Тогда… вы — трижды скотина! — вскричал его светлость в гневе. — Почему же вы не поспешили мне на помощь?
Лорд Стоклейг и его сын в некоторых случаях не стеснялись в выборе энергичных выражений.
— Я не позволил себе вмешаться без разрешения мистера Бартона, так как собака принадлежит ему.
Лорд Берти со злостью бросил папиросу в окно и разрядил свою нервозность сильным ударом ноги по ни в чем не повинному табурету.
Кеггс, по-видимому, не без некоторого удовольствия наблюдал за этими признаками раздражительности.
— Я понимаю волнение вашей светлости, — заявил с вкрадчивым видом метрдотель, — так как я знаю, что ваша светлость всегда испытывали отвращение к собакам. Я хорошо помню тот день, когда ваша светлость передали мне ящик с крысиной отравой, с приказанием отравить померанского Лулу вашей матушки.
Лорд Берти вздрогнул и поправил монокль, чтобы лучше разглядеть Кеггса, бесстрастное лицо которого оставалось непроницаемым. Его светлость, слегка кашлянув, огляделся вокруг и удостоверился, что дверь была плотно закрыта.