Любовь и доктор Форрест
Шрифт:
– И поэтому ты намерена сбежать отсюда?
– Я уезжаю отсюда.
– Не вижу принципиальной разницы!
Она намеренно пропустила это его ззамечание мимо ушей.
– Всю последнюю неделю я только и думала о том, какое бы объяснение мне найти для Филипа, и когда только что ты сказал, что ты тоже собираешься уезжать, я наконец нашла ответ на свой вопрос. Если Филип догадается, что я не хочу выходить за него, потому что я чувствуя себя косвенно причастной к смерти Деборы, он обязательно постарается переубедить меня. Возможно, он даже отправится в Англию вслед за мной - э это было бы невыносимо.
– А для этого ты хочешь, чтобы он думал, будто бы ты выходишь замуж за меня.
– Да.
– И ты считаешь, он этому поверит?
– Я устрою все так, что он поверит.
Ричард лишь сокрушенно покачал головой.
– Знаешь, Лес, я никогда не думал, что ты можешь отважиться на подобное безрассудство. А может быть тебе все же будет лучше взять отпуск, уехать отсюда на какое-то время и хорошенько подумать обо всем на досуге, прежде, чем решать что-либо окончательно?
– От этого ничего не изменится, - упрямо возразила она.
– Теперь, Ричард, у меня нет другого выхода. И я уверена, что это единственное правильное решение.
И хотя Ричард явно не разделял этой точки зрения, больше спорить он не стал, и в ту ночь у Лесли наконец спала спокойно, чего с ней не случалось вот уже последние несколько дней.
Утром вся клиника была готова к тому, что Филип может приехать в любой момент, хотя точного времени его приезда никто не знал.
– Если мистер Редвуд вылетит сегодня из Лондона, -сказала Лесли старшая медсестра, зашедшая к ней незадолго до полудня, чтобы навести справки о ком-то из пациентов, - то он будет здесь не раньше вечера. Но если он решил прилететь пораньше, чтобы встретиться в Цюрихе с профессором Зекером, то тогда он должен был бы приехать еще вчера ночью, а это значит, что он может появиться здесь в любую минуту.
– Что он уже и сделал, - вторя ей, сказал низкий голос.
Воскликнув от удивления, медсестра всплеснула руками.
– Мистер Редвуд, какое счастье снова видеть вас здесь!
– А уж как я счастлив, что наконец вернулся.
– Войдя в комнату, он остановился прямо перед Лесли.
– А у вас как дела, доктор Форрест?
– Очень хорошо, мистер Редвуд.
– Лесли глядела на него, отметив про себя, что в темном дорожном костюме он казался теперь гораздо выше и стройнее.
– Мне необходимо поговорить с вами, доктор Форрест, - продолжал он. Может быть пройдем в мой кабинет?
– Если вы не будете возражать, то я зайду к вам немного попозже, ответила Лесли, стараясь сохранять формальный тон.
– В клинику поступили еще двое пациентов, и поэтому в настоящий момент я очень занята.
– Хорошо.
– Его взгляд был красноречивей слов, но ответить ему тем же Лесли не могла. Она быстро поспешила уйти прочь, а завернув за угол, и вовсе сорвалась на бег, без остановки пробежав до самой лаборатории, где Ричард дожидался результатов анализа.
– Филип вернулся!
– выпалила она.
– Я знаю.
– И когда ты собираешься сказать ему, что мы с тобой уезжаем?
– Что ты имеешь в виду, говоря о том, что мы уезжаем?
– Ты что, забыл уже тот наш разговор вчера вечером? Я хочу, чтобы он думал, будто бы мы обручены. А это означает, что мы должны уехать вместе.
– Но ведь ты не очень торопишься, правда? У нас в запасе еще есть несколько дней. Все равно мы не можем уехать отсюда просто так, не оформив все надлежащим образом. А он волен задержать нас здесь еще на месяц.
– Я не могу ждать так долго. Мне необходимо уехать немедленно.
– К чему такая спешка?
– Ричард испытующе посмотрел на нее.
– Ты что-то не договариваешь, Лесли. Тут скрыто нечто большее, чем просто подспудное чувство вины. Ты как будто боишься чего-то.
– Ничего я не боюсь! Все дело в том, что я не имею желания оставаться здесь дольше, чем это необходимо. Ну, Ричард, пожалуйста, - принялась умолять она.
– Иди к Филипу прямо сегодня же, и расскажи ему о нас.
– А больше тебе ничего не хочется?
– Ричард уже начинал сердиться. Ладно, допустим я согласился на то, чтобы Редвуд считал, будто я собираюсь на тебе жениться - но вот только ожидать от меня, что я сам пойду к нему и расскажу об этом...
– Если говорить стану я, то он просто напросто не поверит.
– А с чего ты взяла, что он поверит мне?
– возразил он, но затем, увидев, как умоляюще смотрит на него Лесли, он как ни в чем не бывало пожал плечами.
– Ладно, сегодня вечером я к нему зайду.
– А почему вечером, а не днем?
– Слушай, Лесли, поимей же и ты совесть. Я скажу ему сразу же, как только освобожусь.
Лесли могла быть довольна, она все-таки добилась своего, но в то же время нервы у нее были напряжены до предела, и она испуганно вздрагивала всякий раз, когда слышала в коридоре чьи-либо шаги. Она была рада хотя бы тому, что работа в клинике уже успела стать для нее привычной рутиной, так что теперь она как обычно осматривала своих пациентов, ничем не выдавая перед ними своей обеспокоенности. Царившая в клинике тишина угнетала ее; ей же хотелось закричать, разрыдаться в голос, зашвырнуть подальше стетоскоп или хотя бы хватить с размаху об пол какой-нибудь склянкой. Время тянулось медленно как никогда, и вот наконец она смогла покинуть отделение и вернуться к себе.
Она не успела переодеться, все еще оставаясь в своем простеньком синем платье с огромным белым воротником, который теперь подчеркивал бледность ее лица, когда раздался стук в дверь, и в комнату вошел Филип. Он впервые явился сюда по собственной иннициативе, и уже одного только взгляда на него оказалось достаточно, чтобы безошибочно определить, что послужило поводом для этого его визита.
– Что это за новости такие, насчет этой дурацкой помолвки с Ричардом? Что за бред?
– Это не бред.
– Нет, бред. Потому что любишь ты меня.
– Он схватил ее за руки. Что с тобой случилось, Лесли? Разве ты не понимаешь, что теперь я свободен... что мы можем в любой момент пожениться?
– Не можем. Об этом речи быть не может. Потому что я не хочу за тебя замуж.
– Перестань дурачить меня. Это не смешно.
– Я вовсе не собираюсь смешить тебя. Это правда, Филип. Я не хочу выходить за тебя замуж.
Вместо ответа он довольно бесцеремонно усадил ее на диван, сам садясь рядом, держа руку перед ней так, чтобы она не могла вырваться.