Любовь и доктор Форрест
Шрифт:
– Какие еще такие вопросы?
– спросила Лесли, стараясь говорить с тем пренебрежением, на какое она только была способна.
– Знаешь, Филип, сейчас ты говоришь словно судебный следователь. То, что произошло между нами было просто приятным эпизодом и потом... все кончилось. Всему же когда-нибудь приходит конец.
– Правда?
– хрипло переспросил он.
– Ты уверена, что все уже кончено?
И прежде, чем Лесли успела сообразить, что происходит, он обошел вокруг стола и заключил ее в свои объятия. Она отчаянно вырывалась, но он оказался сильнее, и прижав ее к стене так, что сопротивляться у нее больше не было
– Так значит, все кончено?
– повторил он, припадая губами к ее губам.
Лесли изо всех сил пыталась заставить себя не отвечать на этот поцелуй, но его страсть пробудила в ней ответное чувство, и все сомнения развеялись сами собой, уступая место потребности подчиниться его воле.
Филип первым отстранился от нее, и Лесли увидела, с каким триумфом он теперь смотрел на нее.
– Ну как, ты все еще настаиваешь на том, что не любишь меня? спросил он.
– Если бы ты не любила, ты бы не стала со мной так целоваться.
– Страсть это еще не любовь.
– Не умаляй наших чувств, Лесли.
Он сказал об этом с такой горечью в голосе, что она, содрогнувшись, схватилась за спинку своего кресла, стараясь поскорее увпокоиться.
– Извини, Филип, но там, где есть место для подозрений, никогда не может быть настоящей любви.
– Каких подозрение? Ты о чем? Что я такого сделал?
– Ничего! Просто уходи, оставь меня в покое.
– Я никуда не уйду, пока ты наконец не расскажешь мне, что случилось.
Она ничего не ответила, и тогда он снова подступил поближе к ней.
– О каких подозрениях ты ведешь речь, Лесли? Или ты все еще думаешь, что моральной точки зрения я виновен в смерти Деборы?
– Да, - поспешно согласилась она, хватаясь за спасительную соломинку, которую, сам того не зная, он только что бросил ей.
– Да, все дело в нравственности.
Он тяжело и протяжно вздохнул.
– Так ты бы так сразу и сказала!
– вынув из кармана бумажник, он достал из него конверт и протянул его ей.
– Я хочу что бы ты сейчас же, при мне, прочитала вот это письмо.
Взглянув на конверт, Лесли узнала почерк Каспера.
– Не хочу.
– Ты должна. Это очень важно.
Она неохотно принялась вынимать письмо из конверта, из которого вдруг выпал и упал на пол еще один исписанный листок. Нагнувшись, она подняла его с ковра, и побледнела, узнавая налезающие друг на друга строчки, написанные рукой Деборы.
– Сначала прочитай письмо Каспера, - тихо сказал Филип.
Зная, что ей ольше ничего не остается делать, она склонилась над листком почтовой бумаги.
"Хотя после смерти Вашей жены прошло уже несколько месяцев, - писал Каспер, - это ее письмо попало ко мне в руки только что. Оно было оставлено для меня в хижине на Хернлее, но в тот вечер я так и не возвратился туда, как ранее предполагал, так как мы закончили тренировку позже, чем рассчитывали. Письмо было отправлено мне по почте, но к тому времени, как оно пришло по адресу, я уже уехал из Сен-Мортца, а пансион, в котором я до того жил, закрылся. И лишь после того, как хозяин пансиона вернулся из отпуска, он обнаружил это письмо в среди своей почты и переправил его ко мне. С тех пор, как я прочитал его, мне не дает покоя осознание того, что если бы в тот день я вернулся бы на Хернлей и прочитал его сразу же, то возможно мне удалось бы помешать Деборе совершить самоубийство...
Лесли прервала чтение, и выпавшее из руки письмо, с шорохом легло на стол. Филип протянул ей записку Деборы.
– А теперь прочитай вот это. И тебе все станет ясно.
Лесли с трепетом развернула сложенный листок, быстро пробегая глазами первые строчки, но стоило ей лишь перевернуть страничку и снова продолжить чтение, как сердце дрогнуло и отчаянно забилось у нее в груди.
"А теперь можешь забыть и никогда больше не вспоминать о том, что я только что написала, - неразборчиво нацарапала Дебора.
– Только что у меня сломался карандаш, и когда я попросила принести другой, барменша дала мне журнал, чтобы его можно было подложить под бумагу. Она, должно быть, боялась, что я сломаю еще один ее карандаш - и чтобы этого не произошло, она сломала меня.
Лесли прервала чтение, но Филип, заметив это, снова указал на письмо, которое она все еще продолжала держать в руке.
– Дочитай до конца, - приказал он.
И снова Лесли подчинилась его воле, узнавая о том, что это был как раз тот злочастный журнал, где была помещена фотография Ганса и его невесты.
"Теперь я знаю, что ты никогда не любил меня, - писала Дебора, - и у меня не остается ничего, ради чего следовало бы жить. Не вини себя ни в чем, Ганс. Я сама виновата, и это наказание за попытку сыграть не в своей лиге. Ты будешь гораздо более счастлив со своей здоровой Ингеборг, а мне останется лишь находить себе утешение в том, что лучший выход это самоубийство - и совершить мне его поможет никто иной как сам мой благоверный Филип. В один из вечеров, когда он был занят в операционной, я зашла к нему в комнату и прихватила несколько таблеток снотворного из шкафчика в ванной. Должно быть у меня уже тогда было какое-то предчувствие насчет тебя - подобное обычно называют шестым чувством. Я люблю тебя, Ганс, но я ненавижу тебя за то, что ты не любишь меня.
Подпись разобрать было практически невозможно, что в немалой степени было вызвано и тем, что в глазах у Лесли стояли слезы, и подня голову, она взглянула на Филипа.
– Бедняжка Дебора! Она, должно быть, обезумела от горя.
Он скорбно кивнул.
– Самое ужасное в том, что я не могу заставить себя жалеть ее. После того, как она угрожала, расправиться с тобой...
– Но ведь она была больна - физически и душевно.
– Да, конечно.
– Филип вышел на середину комнаты и огляделся по сторонам, как будто еще не решив, сесть ли ему или же остаться стоять. Затем он подошел к стулу, сел и наконец взглянул на нее.
– Теперь мне все ясно, - тихо сказал он.
– Я глядел на тебя, пока ты читала письмо Деборы, и я совершенно неожиданно для себя понял, что ты имела в виду, говоря о подозрениях - почему ты хотела избежать моих распросов о причинах твоей внезапной нелюбви ко мне.
– Филип, я...
– Ведь ты думала, что я убил ее, так?
– продолжал говорить он, не обращая внимания на ее неудавшуюся попытку вставить слово.
– Ты была уверена, что это я дал ей большую дозу снотворного.
– Да, - тихо подтвердила Лесли, но легче ей от этого не стало. Теперь она испытывала на себе бремя огромной вины, за то, что все это время она была так несправедлива в своих суждениях о нем.
– Дебора сказала, что это ты дал ей таблетки - что ты заставил ее выпить их.