Любовь и долг
Шрифт:
– Нет, я хорошо знаю дорогу. Гостиница вон за той площадью.
– Тогда почему мы остановились?
– Потому что я хочу поговорить с вами, а здесь для этого подходящее место.
Дезирэ огляделась и поняла, что он имел в виду. За рекой пламенел закат, уходящее солнце окрашивало золотом тихие воды Арланзона, в воздухе слышалось лишь тихое фырканье лошадей и меланхолическое кваканье лягушек.
– Все, наверно, разошлись по домам ужинать, – невпопад сказала Дезирэ.
– Я вас тоже сейчас отпущу. Вы, должно быть, устали.
Она
Рафаэль ждал, что она будет жаловаться на жару, или на пыль, или на что-нибудь еще. Но она перенесла неудобства с веселой улыбкой, и это ему понравилось.
– Я восхищен тем, как стойко вы держались весь день, но я хочу поговорить не об этом. Вы не догадываетесь о чем, нимфа?
– Вы меня уже так называли сегодня, – еле слышно сказала Дезирэ. – Что это значит?
– Это слово очень вам подходит. Вы прелестная и загадочная, вы – хрупкое создание из золота, сапфира и жемчуга, способное заворожить такого смертного, как я.
Щеки Дезирэ запылали, и она робко подняла на него глаза.
– Не надо делать мне комплиментов, сеньор. Я их не заслуживаю.
– Я вас не понимаю. Я сказал что-то не так? Я не хочу, чтобы вы считали меня… как это по-английски?… ах, да… пижоном, но мне показалось, что я вам нравлюсь. Мне хочется лучше вас узнать, но, если мы сейчас расстанемся, не договорившись о встрече, может случиться так, что мы больше никогда не увидимся. А я буду об этом сожалеть, нимфа.
– Прошу вас, сеньор Веласко, больше ничего не говорите. Я сомневаюсь, что мы сможем стать друзьями.
Ее волнение передалось маленькой кобылке, и та начала бить копытами. Дезирэ потребовалось время, чтобы ее успокоить, а когда она посмотрела на Рафаэля, то увидела, что он так стиснул зубы, что у него за щеками заходили желваки.
– Что вы этим хотите сказать? Вы замужем?
– Нет! – Дезирэ еле удержалась, чтобы не расплакаться. – Но я солгала вам. Я сказала вам, что я англичанка, но это не так. То есть мой отец – англичанин, и я несколько лет жила в Англии, но у меня нет права носить фамилию Кавендиш.
– Пожалуйста, объясните. Я не понимаю. – Рафаэль казался спокойным, но и под ним лошадь вдруг заволновалась.
Дезирэ сначала закусила губу, собираясь с духом, а потом, перейдя на свой родной язык, выпалила:
– Хорошо, месье. Я родилась во Франции, и моя мать – француженка. И я – француженка. А это, если я не ошибаюсь, делает нас врагами.
Глава третья
Тень пробежала по лицу Рафаэля. Холодность, прозвучавшая в его голосе, когда он заговорил, не оставляла сомнения в его чувствах.
– Насколько я понял, ваши родители не были женаты?
В ответ Дезирэ только чуть вздернула подбородок. Она не собирается извиняться! Отец и мать обожали друг друга, но к моменту их знакомства мама уже была замужем.
– Жаль, что вы не были со мной откровенны, мадемуазель. – Его французский был великолепен. – Мы могли бы избежать неловкости.
– В мои намерения не входило вас обманывать. Я просто защищала себя.
Невысокого же она обо мне мнения! – нахмурился Рафаэль.
– Вы и вправду думали, что я наброшусь на беззащитную женщину? – Боже! Сколько презрения было в его тоне! – Я ненавижу вашего императора, но так низко я не способен опуститься!
– Откуда мне было знать, что я могу доверять вам? – Дезирэ все больше распалялась. – Я вас не знала. Вы могли быть партизаном, о зверствах которых так много говорят. Перерезали бы мне горло только за то, что я заговорила с вами по-французски.
Она видела, как он побледнел, и поняла, что переборщила.
– Я не собираюсь вас оскорблять, – сказала она, несколько обуздав свой гнев, – я просто стараюсь объяснить вам, почему так поступила.
– У вас странное представление о том, что значит благоразумие. На вашем месте любая здравомыслящая женщина, после того как сломалась карета, тут же вернулась бы домой. Почему вы этого не сделали?
– Я уже вам говорила почему.
– Вы мне много чего наговорили, мадемуазель, – с убийственным сарказмом отреагировал Рафаэль. – Даже если предположить, что существует этот мифический брат, что он делает в Испании? Он ведь не англичанин, не так ли? – Как он раньше не догадался! – Он солдат! Один из наполеоновских стервятников, которые слетелись, чтобы поживиться легкой добычей.
– Как вы смеете так говорить об Этьене! – Не просто гнев, а ярость охватила Дезирэ. – Да, он офицер французской армии, но он благородный человек, хотя в отличие от вас, месье, он не унаследовал ни богатства, ни титула. Когда мы с ним были детьми, наш дом разграбила беснующаяся толпа. Мы все потеряли!
Ей тогда было пять лет, но она до сих пор помнит злобные выкрики и звон разбитого стекла. Человек, которого она считала отцом, пожилой французский дворянин, скончался от сердечного приступа, когда они спасались бегством. Он умер на ее глазах, завещав Этьену заботиться о ней и ее обезумевшей от горя матери. Им удалось добраться до побережья и подкупить рыбака, который перевез их на тот берег Ла-Манша, в Англию.
– Вы не имеете права осуждать моего брата, месье. Вы его не знаете. И я не позволю вам отзываться о нем пренебрежительно.
– Интересно, известно ли вашему брату, какого защитника имеет в вашем лице, мадемуазель? – насмешливо спросил Рафаэль.
– Вам нравится издеваться надо мной!
Он покачал головой. На самом деле он был восхищен, с каким жаром она защищает своего брата, и хотел бы сказать ей об этом, но не мог позволить себе такой слабости. Уже и так слишком многое в ней ему нравилось.
– Вы правы. Ваша национальность осложнила бы вашу жизнь, и все могло бы обернуться иначе. Я ненавижу то, что французы сделали с моей страной.