Любовь и долг
Шрифт:
Она уже ни о чем не могла думать, а только наслаждалась его близостью, его пьянящим мужским запахом. Поцелуй все длился и длился, и ей стало казаться, что она вот-вот потеряет сознание.
Рафаэль наконец оторвался от ее губ и посмотрел на нее: глаза прикрыты, она вся была во власти чувственного удовольствия. Но он, собрав жалкие остатки воли, заставил себя отпустить ее.
Она покачнулась, и он поддержал ее, но, как только она открыла глаза, тут же отнял руку. Он ни за что не покажет ей, как глубоко его затронул их поцелуй.
– Нужны
Дезирэ задохнулась от негодования.
– Негодяй!
И, прежде чем он успел остановить ее, она со всего маху влепила ему пощечину. Потом, распахнув дверь, она подхватила юбки и выбежала из комнаты.
Потирая щеку, Рафаэль криво усмехнулся.
После бессонной ночи Дезирэ чувствовала себя разбитой. К тому же, у нее разболелась голова. Умывшись, она надела единственное остававшееся чистым платье из розового муслина и, быстро причесавшись, собралась выйти из комнаты, но вдруг остановилась.
А хочется ли ей вообще спускаться вниз?
Трусиха! Не может же она прятаться здесь целый день!
Дезирэ вздохнула. Этот поцелуй, от которого она едва не потеряла голову, для него ничего не значил. Он просто веселился, а она-то, дуреха…
Она намеренно начала флиртовать, чтобы он согласился на ее просьбу. Он отплатил ей той же монетой, а она поддалась на его уловку. Что он теперь о ней думает? Она вела себя совершенно бесстыдно. Но, если бы он захотел большего, она бы охотно на все согласилась!
Как ей теперь смотреть ему в глаза? От одной мысли о взгляде его черных глаз ее бросало то в жар, то в холод.
Тряхнув головой, она стала убеждать себя забыть о вчерашнем вечере и думать, что делать дальше. Надо обратиться к начальнику гарнизона, но сначала надо позавтракать.
После завтрака она попросила хозяина принести ей бумагу, перо и чернила.
Позади гостиницы она обнаружила огороженный с четырех сторон внутренний дворик, выложенный кирпичом, с фонтаном посередине, правда без воды. В ветвях деревьев пели птицы, а от цветущих кустов исходил слабый, но приятный аромат.
Она села на деревянную скамью и расправила рядом с собой лист бумаги. Покусывая кончик пера, она стала сочинять текст записки. Это заняло у нее довольно много времени. Погруженная в свои мысли, она не услышала шагов.
– Добрый день, мадемуазель Фонтэн!
От неожиданности Дезирэ подскочила и посадила кляксу на записку.
– Тысяча чертей! – воскликнула она по-английски, непроизвольно употребив любимое выражение деда.
– Прошу прощения, я не хотел вас пугать, – сказал Рафаэль. Помолчав, он добавил: – Я должен извиниться за вчерашнее. Я не имел права целовать вас. Единственное, что меня оправдывает, – это ваша красота.
– Вы говорите, как поэт! – усмехнулась девушка.
– И притом плохой, – добавил он.
Лед был растоплен, и Дезирэ уже не чувствовала смущения.
– Мне тоже следует
Лишь долю секунды Рафаэль позволил своей гордости взять верх, но потом он развел руками в искреннем раскаянии.
– Сам напросился. – А потом добавил лукаво: – Но дело того стоило.
– Я думаю, что нам следует перевернуть эту страницу, сеньор Веласко, – с деланной суровостью заключила Дезирэ, – и считать, что ничего не было.
Рафаэль не был уверен, что ему это удастся. Даже ночью, во сне, его преследовал образ хрупкой белокурой нимфы с глазами цвета полуденного летнего неба.
Приняв его молчание за согласие, Дезирэ улыбнулась и предложила ему сесть рядом. Ее приветливость ошеломила его. Он вдруг пожалел, что она оказалась француженкой… что она благородных кровей… что она так доверчива…
Он желал ее, но слишком уж большую цену пришлось бы заплатить за то, чтобы удовлетворить свое желание. Она не была ни девицей легкого поведения, ни замужней женщиной, готовой развлечься на стороне, и он не запятнает свою честь тем, что погубит ее репутацию. Не в его характере было развращать невинных девушек.
Долг, честь и простое благоразумие требовали, чтобы он с ней распрощался. Но ему хотелось еще раз заключить ее в свои объятия.
Дезирэ отметила, что сегодня он выглядит очень элегантно.
На нем были бриджи кремового цвета и темно-синий камзол из тонкого сукна, облегавший его широкие плечи без единой складочки. Парчовый жилет и элегантно завязанный шейный платок довершали наряд. Кто-то даже почистил ему сапоги!
– Вы сегодня замечательно выглядите, сеньор. – Лукавая улыбка мелькнула на ее губах, когда она представила, каких трудов ему стоило справиться со своей буйной шевелюрой.
– Но чувствую я себя не очень комфортно, уверяю вас, – ответил он, собираясь сесть.
– А вы не боитесь испачкать столь великолепный наряд? – поддразнила она.
– Я рад, что вы оценили мои усилия. Неужели он старался для нее?
– Я принарядился, чтобы нанести визит одной из своих тетушек. У нее поместье недалеко от города, и она обожает принимать визитеров.
– Надеюсь, она оценила ваше великолепие?
– Надеюсь. И я попросил ее об одолжении, а она пошла мне навстречу.
– А зачем вы мне это рассказываете? – удивилась Дезирэ.
– Я спросил, примет ли она вас в качестве своей гостьи. – Рафаэль посмотрел на Дезирэ внимательно, стараясь понять ее реакцию. – Вам было бы у нее удобнее. Лучше, чем оставаться здесь одной.
– Я… я не знаю, что сказать. – В очередной раз Дезирэ была потрясена его заботой. Не удержавшись, она спросила: – Почему вы помогаете мне? Вы же ненавидите французов.
– Мне трудно это объяснить, – пожал он плечами. – Разум твердит, что вы – враг, а вот сердце… оно не хочет этому верить. Одно знаю точно – я хочу, чтобы мы расстались друзьями, даже если судьбой нам назначено никогда больше не встретиться.