Любовь и другие иностранные слова
Шрифт:
– Это Кейт начала.
– Она гордится тобой.
Мы останавливаемся на углу и ждем светофора.
– Нет, она гордится Джоффом, который как раз тогда сказал, что он интеллектуал.
– Ну что ж, – Стью пожимает плечами и растягивает губы в неуверенной улыбке, не зная, промолчать ему или сказать.
– Говори, – требую я.
– Хм-м. Я думаю, если ты интеллектуал, объявлять об этом необязательно. А касательно тестов… Ну, не знаю. Сам-то я высоко их ценю, но знаю ребят, вроде этого Джоффа, которые думают иначе.
Стью набрал сто
Мне нравится думать, что люди вываливаются из торгового автомата небес: вы наверняка видели такие в гостиничных игровых комнатах или на старых заправках. Вы нажимаете букву и число, а потом смотрите, что вам выпадет.
B-3: Зигмунд Фрейд
D-12: Бейонсе
C-7: я
A-8: батончик Twix
На университетском дворе наши со Стью пути расходятся. Он отправляется на историю, а меня ждет алгебра. Позже мы еще увидимся на литературе (спецкурс по современной драме). А потом пойдем вместе в Фэйр-Граундс, нашу любимую кофейню в нескольких кварталах к востоку от университета. Там я пообедаю, а Стью ненадолго утолит свой волчий голод. Еда просто проваливается в него, как в бездонную бочку, а он все не толстеет. Наверное, растет. Недавно я заметила, что плечи у него стали выше моих.
Каждый день мы проводим полдня в Кэпе, полдня в Бексли. Когда я показываю пропуск на входе, это немного напоминает прохождение таможни в аэропорту. И каждый день одно и то же: две разные культуры, два разных языка, и оба мне неродные.
Школьный язык можно назвать «Боже мой»: практически все произносят эту фразу по сто раз на дню. А я вот не могу, даже как название языка: мне кажется, это несправедливо по отношению к Богу. Он же у Себя на облаках не разбрасывается фразами вроде «Джози моя» всякий раз, когда теряет ключи или у Него зависает компьютер.
Только на языке «Боже мой» «заткнись» значит «спасибо», «адский» – это либо «безумно популярный», либо «сексуальный», «остыть» означает «успокоиться», а «крутой» и «милый» – синонимы. В колледже говорят на «Боже мой» версии 2.0: какие-то слова те же самые, какие-то отличаются. В школе я «подруга», в колледже – «дамочка». За день я успеваю повзрослеть или впадаю в детство, и зависит это исключительно от того, где я нахожусь.
Мне нравится учить языки. В Кэпе я уже подала документы на отделение романских языков, но не знаю пока, что буду делать с таким образованием. Я еще не знаю, что я полна энтузиазма, когда речь идет о науках, которые мне интересны, но если предмет мне не понравится, я могу быть ужасно упрямой и буду делать лишь необходимый минимум, просто чтобы получить оценку. Пока я знаю только, что хочу чего-нибудь посложнее, и тайны иностранных языков (а также путаница английского) – задача как раз по мне. На свете, как показывают «Боже мой» и «Боже мой 2.0», куда больше языков, чем государственных границ.
Тем же днем около трех я вижу Софи: она стоит у своего шкафчика и увлеченно беседует с друзьями из художественного кружка. Я спешу на кросс, поэтому бросаю ей «Позвоню тебе вечером», но она хватает меня за запястье и говорит друзьям: «Подождите минутку. У меня важное дело».
– Я поспрашивала там и сям, – Софи поворачивается ко мне. – Решила не спешить. Ну, знаешь, тут нужна дипломатичность.
– Ага, дипломатия мне подходит больше, чем плакат на шкафчике с надписью «Помогите, мне нужен парень для выпускного».
– Хотя, знаешь, я бы нарисовала тебе отличный плакат.
– Уверена в этом.
Мимо проходит Эмми Ньюэлл и спрашивает меня, иду ли я. Ей не нравится ходить куда-нибудь одной. Совсем не нравится.
Софи возвращается к друзьям, пообещав связаться со мной позднее.
– Вы только послушайте, – у спортзала нас догоняет Джен. – Сегодня на химии… Вы слушаете?
– Стефан Котт? – спрашивает Эмми, и Джейн говорит «Да», а я спрашиваю «Что?».
– Стефан Котт, – отвечает Джен и для вящей драматичности останавливается и делает паузу. Мы тоже замираем. – Стефан Котт поджег себе волосы.
– Что?! – спрашиваю я. – Он не пострадал?
– С ним все в порядке, – говорит Джен. – Просто чуб подпалил, но…
– У него же густые волосы, – все еще беспокоюсь я.
– Вот именно. Были густые, а теперь, – она щелкает пальцами, – все, сплыли. Боже мой, ну и вонь стояла.
– Но с ним точно все хорошо?
– Ну да. Он тут же сбил пламя. Совсем не обжегся. Но, знаешь ли, волосы… – Она строит кислую мину. – Ему надо будет что-то с этим сделать. И лучше бы сегодня.
– Боже мой, он такой тупой, – говорит Эмми, и я демонстративно поворачиваюсь в ее сторону. – Что? – спрашивает она.
– Он не тупой. Неуклюжий, возможно, но это не то же самое, что тупой.
– Да мне пофиг. Извини, – она фыркнула. – Давайте уже пойдем, а?
Мы прощаемся с Джен и идем к раздевалке. Я говорю:
– Он правда довольно умный.
Эмми мизинцем отлепляет прядь от намазанных блеском губ, хмурится и опять повторяет «Да мне пофиг». Через пару секунд она добавляет:
– Хорошо, что он не поранился.
– Да уж, – я рада, что она сказала это, и потому, хоть и неохотно, соглашаюсь. – Порой ему трудно сосредоточиться.
А еще он не в состоянии оценить вдумчивое молчание и сам молчать, когда это необходимо, хочу добавить я, но не добавляю. Наше молчание, изредка прерываемое приветствием в коридоре, совсем не вдумчивое. Оно просто неловкое.
Глава 7
Стью несколько минут молчит, просто смотрит на меня искоса и ждет. Думает, я признаюсь, что преувеличила (так всегда и происходит, если я действительно преувеличиваю), но на сей раз я сказала чистую правду.