Любовь и лейкопалстырь
Шрифт:
– Значит, мистер Хеслоп?…
– Вам необходимо быть очень осторожным, мистер Бессетт. Вы не только разрушили цепочку, но еще и унесли четыреста фунтов! Сомневаюсь, чтобы они вам их подарили!…
– Кстати о деньгах?…
– Держите их всегда при себе… Мы записали номера банкнот, и если кто-то потребует их обратно, вы их отдадите. Мы не считаем вас виновным в их получении.
– Это уже лучше!
Инспектор улыбнулся.
– Мне кажется, что вы напали на тот же след, что и ваш отец; такое впечатление, что его тень натолкнула вас на этот путь… Прошу вас, попытайтесь сделать невозможное и вспомнить, где именно вы могли нечаянно обменяться пакетами?…
– Послушайте, инспектор… После работы я зашел пообедать в один ресторан, где никогда до этого не бывал. Он называется "Голубой попугай". За столом нас было четверо. Обслуживали только мужчины-официанты. Вряд ли я смогу описать вам присутствовавших, поскольку я ждал встречи с мисс О'Миллой и не думал ни о чем другом.
Ирландка обрадовалась этому признанию, и полицейский, наблюдавший за ней краем глаза, внутренне улыбнулся важному виду, который она приняла при этом. Они и в самом деле оба были очень симпатичными и, к счастью, не догадывались о подстерегавшей их опасности…
– Куда вы положили свои вещи во время обеда?
– Позади себя, на перегородку между столами.
– Попытайтесь вспомнить, не лежало ли там что-нибудь еще?
– Кажется, да. Помнится, я отодвинул какие-то вещи, чтобы положить коробку и шляпу, но я не совсем уверен в этом.
– Вы вышли первым из-за стола?
– Нет, наоборот,– последним.
– Очень возможно, что обмен произошел именно в это время… Но человек, который ошибся коробками, не понял этого. Что объясняет то, почему он не пришел в бар пораньше, чтобы предупредить вашего спутника о случившейся ошибке… или, быть может, он испугался ее последствий?
Затем инспектор попросил Фрэнсиса и Морин детально описать человека в клетчатом костюме и с тем отпустил их.
– Уже девять вечера, и я не хочу вас задерживать. Благодарю вас за помощь, мистер Бессетт, и вас, мисс О'Миллой. Если Богу будет угодно, мы не только покончим с опасной торговлей, но и отомстим за ваших родителей, мистер Бессетт.
– Вы действительно так считаете?
– Уверен в этом, хоть пока что не могу предоставить вам достаточных доказательств. Если хотите, можете называть это интуицией.
– Что я должен теперь делать?
– Ждать случая. Меня удивит, если они не станут искать встречи с вами хотя бы для того, чтобы вернуть свои деньги. Поскольку они думают, что вы работаете на себя, то вряд ли подозревают о вашей связи с нами. Вам следует все же быть осторожным, а сейчас самое главное – проводить мисс О'Миллой домой, поскольку ее родителей может беспокоить такое долгое отсутствие.
Если Бетти просто беспокоилась, то Пэтрик был в такой ярости, что все присутствующие боялись произнести лишнее слово. Его дочь посмела не только ослушаться отца, но еще и не пришла на семейный ужин, ставший традицией со времени помолвок Шона и Лаэма. Каждый был в предчувствии драмы, которая должна была произойти, как только Морин вернется в дом. Ожидание того, что должно было случиться, лишило аппетита всех сидящих за столом, кроме Шона, которому даже известие о собственной близкой смерти не помешало бы поесть. Если Пэтрик хотя бы довольствовался супом, то Бетти вообще ни к чему не притронулась. Молли Грейнар, большой рыжеволосой девушке, сложенной, словно мужчина, было неловко за аппетит своего жениха, Шона. Лаэм, вопреки своим привычкам, не притронулся ни к одному блюду, и его невеста, красивая блондинка, Шейла О'Греди, понимая его состояние, полностью разделяла его. Руэд тоже позабыл о своем постоянном голоде и, не дожидаясь десерта, закурил сигарету.
При каждом звуке шагов на лестнице все поднимали головы и сдерживали дыхание. Кроме того, поскольку О'Миллой жили на первом этаже, каждый запоздалый прохожий, задерживавшийся под их открытым окном, приводил их в подобное состояние. Бетти, Шейла и Молли убрали со стола, составили посуду в мойку и вернулись в комнату. Никто даже не подумал предложить сыграть в карты. Наконец, не выдержав, Лаэм осторожно сказал:
– Может быть, с ней что-то случилось? Побледневший от гнева Пэтрик взглянул на своего младшего сына.
– Не знаю, что с ней случилось, но твердо знаю, что еще что-то случится!
– Поосторожней, Пэтрик О'Миллой, предупреждаю вас, что я не потерплю, чтобы…
Повелительный жест мужа оборвал ее на полуслове. Все прислушались. На улице послышался шепот. Пэтрик сел на стул и выпрямился.
Морин, опасаясь отцовского гнева, не хотела, чтобы Фрэнсис заходил в дом для извинений, но Фрэнсис как настоящий джентльмен считал своим долгом принять на себя всю ответственность за ее позднее возвращение. Не считаясь с доводами Морин, он был уверен, что ее отец все поймет. Разумеется, он не подозревал о нравах, царивших в семье О'Миллой. Проклиная упрямство джентльменов и их непонимание другой жизни, девушка, наконец, уступила и стала подниматься по лестнице со скоростью приговоренного к смерти, идущего на эшафот. Морин была уверена, что ее романтическое приключение доживало последние секунды и что вскоре ее Фрэнсис, как метеорит, перелетит через этот порог, благодаря Небо, что оно не дало ему возможности войти в это дикое племя.
Молчание, царившее за дверью, показалось Морин зловещим. Свет, который пробивался из-под нее, говорил о том, что все в сборе. Тогда откуда эта гробовая тишина? Когда дверь, наконец, открылась, увиденная картина поразила Бессетта: семь человек мрачно смотрели прямо на них. Он вспомнил об одном авангардистском фильме, который недавно видел в своем клубе. Морин стало не по себе. Она вошла первой и втащила за собой Фрэнсиса, у которого возникло ощущение, что он – диковинный зверь, выставленный на обозрение в зоопарке. Морин закрыла за ним дверь. Он собрал всю свою храбрость и все-же слегка дрожащим голосом объявил:
– Мое имя – Бессетт…
Никакой реакции не последовало. Его продолжали молча изучать.
– Я пришел попросить у вас прощения за наше опоздание…
Опять – ни слова. Фрэнсису показалось, что он произносит речь на кладбище или в музее, среди статуй.
– …и это не по нашей вине… и… и…
Не двигаясь с места, Пэтрик отчетливо произнес:
– Валите отсюда!
Непривычный к такому обращению, Фрэнсис окончательно растерялся.
– Простите?
Пэтрик резко поднялся.
– Вы что, не поняли? Валите отсюда, пока я не вышвырнул вас в окно!
По вечерам в своей комнате Бессетт часто думал о том, как ему придется знакомиться с родителями девушки, которую он полюбит. Во всех романах, которые он прочел по этому поводу, писали о первоначальной стеснительности обеих сторон, но ни один автор не указал, что можно быть принятым таким вот образом. Он совершенно растерялся и не знал что предпринять, чтобы сохранить свое достоинство и, в то же время, не поссориться со своими будущими родственниками. Чувствуя приближение опасности, Морин стала с ним рядом и оказалась в кругу электрического света. Увидев подбитый глаз дочери, Бетти вскрикнула: