Любовь и месть
Шрифт:
«Это может оказаться и не Оливия, — поделилась девушка мыслями со своим отражением в зеркале. — В любом случае, мне-то какая разница?»
Приняв душ и переодевшись, миссис Латимер снова спустилась вниз и приготовила детям чай. Потом они поиграли в крикет в саду. А после из-за быстро опустившихся сумерек все вынуждены были зайти в дом, где, сидя у окна, начали партию в карты. Через какое-то время в комнату вошел Дарос, и трое детей стали уговаривать его присоединиться к игре.
— Хорошо, но сыграем только один раз. Вам скоро будет пора ложиться спать.
Мужчина сел, и Робби сдал ему карты. Хозяин дома поинтересовался, кто выигрывает.
— У нас нет карандаша, поэтому мы не ведем счет, — любезно пояснила ему Луиза.
— Вы должны знать свой счет.
— Иди и принеси мою сумку, Робби, — попросила племянника Тони. — Там есть карандаш.
Конечно, карандаш оказался на самом дне. Он обнаружился только после того, как девушка вынула оттуда несколько писем, чеков и других мелочей, которые неизменно оказываются в женской сумочке.
— Отнести ее обратно? — спросил мальчик.
— Нет. Я сама положу ее на место, когда пойду наверх.
Двадцать минут спустя Дарос объявил игру оконченной. Детям уже пора было готовиться ко сну. Без пререканий карты были убраны, и следующие полчаса Антония потратила на купание и укладывание племянников в постель.
— Можно сказку? — попросила Луиза, когда все трое сидели рядом, с сияющими носиками, одетые в пижамы и уплетающие бисквиты с молоком.
Тони удовлетворила их просьбу, а затем, уложив каждого в кровать, спустилась вниз, намереваясь часок почитать в тишине перед ужином. Супруг стоял на веранде; он медленно развернулся, услышав, как она вошла в комнату, и девушка увидела у него в руке свой чек.
— Что это? — Голос мужчины был мягким и вибрирующим, горловой рев тигра, готового к прыжку.
— Мой чек. — Антония машинально посмотрела на стул, где недавно сидела. — Я, должно быть, уронила его. Спасибо. — Она осеклась, заметив выражение лица мужа; ее рука, протянутая за бумагой, упала. — Что-то не так?
Глаза, яростно пылающие словно угли, прожигали ее насквозь.
— Почему у тебя чек от Чаритоса Леонти?
Дарос вел себя как прокурор на процессе, но в чем он ее обвинял? Озадаченная, девушка какое-то время недоуменно взирала на него, не понимая причины его гнева.
— Он дал мне его сегодня днем, — пояснила наконец Тони. — Он за…
— Сегодня днем? — прошипел судовладелец. — Вот, значит, где ты была — с ним?
— Да, и что в этом плохо? Мы ездили в Родос, на экскурсию.
Скажи Тони, что летала на Луну, она не сумела бы вызвать большего изумления у мужа.
— Ты, глядя мне в глаза, заявляешь, что была с мужчиной на экскурсии! — взорвался он. — Ты бросила троих детей, которые могли переломать здесь мебель… Или даже собственные шеи!
Глаза девушки сверкнули.
— Ты знал, что меня не было дома!
— Дети сообщили мне о твоем отсутствии, но я решил, что ты отправилась в Линдос за покупками.
— Ты ошибся. Я была в Родосе. Впервые со дня моего приезда на остров! — обвиняющим тоном добавила Антония. — Могу я спросить, по какому праву ты возражаешь?
Судовладелец еще не возразил, но собирался, и еще как, судя по выражению его лица. Ну что же, пусть начинает. Она померится с ним силами, если он этого хочет.
— Тебя не было весь день? — сухо спросил супруг.
— Я встретилась с Чаритосом в одиннадцать утра.
— И вернулась к чаю. Ты оставила детей более чем на пять часов.
— Они не младенцы. — Голос Тони был твердым, когда она вызывающе произнесла: — Могу я получить свой чек, пожалуйста?
Ее холодность была ошибкой — она только подхлестнула ярость грека. Подойдя к девушке, Дарос схватил ее за плечо. Его хватка была такой сильной, что Антония не могла вырваться.
— Этот чек, — прорычал ее муж, приблизив к ней лицо. — Как он к тебе попал?
Девушке удалось вывернуться из его рук. Она было решила объяснить происхождение чека, но внезапно ей захотелось пристыдить Дароса.
— Я же должна где-то доставать деньги! — заявила Тони. — Учитывая, что ты мне их не даешь!
Воцарилась тишина. Ни звука, кроме стрекота сверчков на оливковом дереве за окном и мягкого тиканья французских часов на белой мраморной каминной полке. Наблюдая за мужем, Антония вспомнила его деда, увидев в глазах мужчины то же пламя безумной одержимости. Она задумалась, машинально поднеся руку к горлу: «Этот тоже попытается убить меня?»
Наконец грек заговорил с мягкостью, более опасной, чем взрыв гнева:
— Очевидно, это плата за какую-то услугу. Но за какую?
За его двусмысленным предположением последовало изумленное молчание, а потом Тони подняла руку, собираясь залепить супругу пощечину. Однако прежде, чем она успела ударить, Дарос схватил ее запястье и вывернул его так, что девушка вскрикнула от боли:
— Отпусти меня!
— Не раньше, чем я захочу сделать это, и не раньше, чем ты скажешь мне, каким образом к тебе попал чек. — Он помахал бумагой перед лицом жены. — За что он?
— Поскольку ты уже сделал собственные выводы, нужды в дальнейших объяснениях я не вижу, — вспылила Антония. — И не ори на меня, будь добр!
Когда давление на запястье усилилось, слезы брызнули у нее из глаз, но на этот раз Тони не издала ни звука. Дарос был взбешен. Загорелая кожа его лица приобрела пурпурный оттенок, а вена на виске набухла.
— Если бы ты представляла, в какой опасности находишься, ты бы сменила свою дьявольскую гордыню и ответила на мой вопрос! — прорычал мужчина.