Любовь и предрассудки
Шрифт:
– Что тебе известно?
– Я знаю все-е-е, – просипело привидение, отступая в коридор.
Бланш, не раздумывая, последовала за ним.
– О чем ты? Кто ты такая? – то, что перед ней была женщина, сомнений у Бланш не вызывало.
Но кто она? Живое существо или нет? Кто-то затаивший на нее обиду или кто-то глубоко заблуждающийся на ее счет?
– Как будто ты сама не знаешь, кому причинила зло! – Ночная гостья двигалась задом наперед, медленно, но все время оставаясь на таком расстоянии,
– Я никому не причиняла зла! – уверенно сказала Бланш, не замечая, что идет босиком по ледяному полу. – Единственный раз свадьба была расстроена из-за меня, но бывшая невеста не таит на меня никаких обид.
– Ха-ха-ха! – Призрак снова расхохотался. Именно эти скрипучие заунывные звуки больше всего действовали на нервы Бланш, убеждая ее, что она имеет дело либо с сумасшедшей, либо с чем-то необъяснимым.
Не может ни один нормальный человек издавать такие звуки и так сильно ненавидеть Бланш.
– Остановись же, скажи, чего ты от меня хочешь! – крикнула девушка в темноту лестницы.
– Ха-ха-ха! – донеслось с нижней ступеньки.
Бланш кинулась вниз. Гнев внезапно овладел ею – еще немного, и чудовище будет схвачено. А уж тогда она заставит его, то есть ее, объясниться по-настоящему.
– Да стой же!
Лестница, по которой почти слетела вниз Бланш, выводила на задворки гостиницы, к хозяйственным постройкам и большому пустырю.
Почти в полной темноте девушка гналась за едва различимым пятном савана, ведомая лишь этим слабым ориентиром и одиночными «ха-ха».
– Не знаю, кто ты, но, когда я тебя поймаю, тебе не поздоровится, – заверила она свою мучительницу.
В том, что «привидение» материально, она уже не сомневалась: время от времени оно что-нибудь задевало, и грохот консервных банок или кастрюль сводил на нет всю мистику. Кроме того, «привидение», похоже, очень плохо разбирало дорогу в темноте.
Холод уже начал настигать вошедшую в азарт погони Бланш, но она убеждала себя, что еще чуть-чуть – и все будет кончено.
Вдруг «привидение» резко остановилось и подняло над головой сверток:
– Иди же сюда, иди! Ты же знаешь, что это такое? Что у меня тут?
Бланш мысленно прикинула, что если сейчас она неожиданно бросится вперед и попытается схватить негодяйку за ноги, то погоня на этом может завершиться.
– Понятия не имею, – сердито сказала она и прыгнула.
Но мучительница предугадала ее намерения и отскочила в сторону.
Бланш уже не могла остановиться, хоть и понимала, что падает.
Глупо так растянуться на грязной земле, как же глупо!
Особенно если земли нет, а перед глазами лишь огромная черная яма…
Девушка зажмурилась,
Бланш успела вспомнить лишь о крепко спящей в своей постели Луизе, когда почувствовала, что ее крепко обхватили сильные руки и потащили обратно.
– Я до сих пор не могу понять, как ты мог рисковать ее жизнью!
– Но я же знал, что ты будешь сидеть в этом колодце наготове. Кроме того, мы так хорошо укрепили поверх колец широкие доски – никто не смог бы упасть глубже.
– А если бы она заманила Бланш в другое место?
– После того, как весь день околачивалась тут, высчитывая количество шагов? Ей тоже не хотелось затягивать, если уж решила сделать все сегодня, просто и надежно.
– Все равно, почему нельзя было прервать спектакль раньше?
– А доказательства? Где бы мы взяли их, мой друг?
– Думаю, мы можем продолжить разговор в более удобном месте! – Два очень хорошо знакомых голоса говорили тихо, но отчетливо. – Мы совсем заморозили Бланш!
Но Бланш совсем не чувствовала себя замерзшей. Напротив, надежно укрытая полами добротного мужского пальто, прижатая к крепкой, родной, любимой груди, убаюкиваемая ласковым поглаживанием по волосам, она чувствовала себя невероятно счастливой.
Такой счастливой, какой не была еще никогда в жизни. Или уже никогда не была?
Не вполне осознавая, на каком она свете и что произошло, Бланш отчетливо понимала лишь одно: сейчас ее обнимает Арнольд.
Обнимает, пытаясь согреть и защитить. Нежно дышит в затылок и успокаивает ее, как маленькую девочку.
Если это конец жизни – то самый приятный из всех возможных.
Если это сон – то лучше бы не просыпаться как можно дольше.
Если это наяву – то здесь, рядом с ней, находится Арнольд. Настоящий, из плоти и крови. И что бы ни двигало им, сейчас он тревожится за Бланш, не дает ей замерзнуть и строго отчитывает Джорджа Вуда за какой-то риск.
– Хотел бы я знать, чем она трясла, – сказал Джордж.
– Обычным ворохом тряпья. – К двум знакомым голосам присоединился третий, незнакомый. Сквозь полузакрытые веки Бланш разглядела, что он принадлежал человеку в форме констебля. – Уловка, которую Глэдис могла подцепить у цыган и уличных попрошаек. Чем можно так сильно испугать девушку? Напоминанием о брошенном младенце, или нерожденном младенце, или угрозой, что этот младенец будет, а это возможно, если девушка потеряла невинность.