Любовь и слава
Шрифт:
И тут же Колтрейн почувствовал сильное возбуждение. Элейн прижала его затвердевшую плоть к своему животу и, раскинув ноги, легла на Тревиса. Губы их сомкнулись, потом раскрылись, и Колтрейн коснулся языком ее языка. Он все время сжимал Элейн ягодицы, теснее и теснее прижимая ее к себе.
– О, Тревис! – задыхаясь, прошептала Элейн. – Возьми меня, умоляю тебя! Не дразни, не дразни…
Тревис снова ее поцеловал, на этот раз еще крепче. Руки его двигались по спине Элейн, прижимая ее тело все ближе и ближе. Как бы сильно он ее ни желал, как бы ни стремился овладеть ею, Колтрейн по опыту знал, что любой женщине нужно время.
Внезапно Элейн дернула головой и зарыдала:
– О, Тревис, будь все проклято! – Усевшись на него верхом, она взмолилась: – Я хочу тебя прямо сейчас!
Раздвинув бедра, она опустилась и легко поглотила его восставшую плоть. Потом начала вращать бедрами; руки ее напряглись, а ладони твердо уперлись в грудь Тревиса. В темной комнате ему было трудно разглядеть ее лицо. Тем не менее он увидел, что голова у Элейн откинута назад, губы раздвинуты. В экстазе она застонала:
– О, как хорошо, Тревис! Чертовски хорошо!
Одним быстрым рывком Тревис сжал руки вокруг хрупких запястий Элейн и опрокинул ее на спину, не отрывая от себя. А потом стал снова и снова погружаться в ее лоно. Как хорошо, что Элейн быстро почувствовала оргазм, потому что больше Тревис уже сдерживать себя не мог.
Они еще долго не отпускали друг друга из объятий. Тела их покрыла испарина. Оба постепенно возвращались на землю. Вскоре Тревис отодвинулся в сторону. Грудь его все еще тяжело поднималась и опускалась, он с трудом дышал. Почувствовав, что Элейн встает с постели, он спросил, куда она идет. Колтрейн знал, что через пару минут он будет снова в полном боевом настрое. На сей раз он никуда спешить не будет, станет наслаждаться каждой минутой. И они с Элейн опять вознесутся на самый пик экстаза.
Глава 16
Мэрили двигалась шаг за шагом, прячась за стволами деревьев, вслушиваясь в каждый звук. Она ушла из дому в одиннадцать часов. А в условленном месте встречи ей надо было быть к полуночи. Если бы она поехала в такой поздний час верхом, то непременно привлекла бы к себе внимание. А это было опасно.
На небе светилась лишь четвертушка луны. Мэрили шла почти в полной тьме.
Какова будет реакция отца, если он узнает о ее ночных похождениях? Возможно, он от нее отречется. Или прикажет высечь. Но, напомнила себе Мэрили, даже если ей будет грозить смерть, она не откажется от своих убеждений и продолжит дело. Ведь отдал же Дональд за это свою жизнь! И она способна на такое!
При мысли о муже, которого Мэрили обожала, на глаза ее набежали слезы. Они полюбили друг друга еще детьми, лелеяли свое чувство всю юность. Их любовь расцвела, когда Мэрили и Дональд поженились. Она осталась жить в ее сердце после смерти Дональда. Иногда Мэрили казалось, что он все еще с ней рядом, что он ее защищает, охраняет, вселяет в нее веру.
Пока что, подсчитала Мэрили, она спасла от расправы куклуксклановцев четырнадцать негров. Переодеваясь в белый балахон, Мэрили узнавала о планах клана и предупреждала будущих жертв.
Эти мысли о содеянном ею добре согревали Мэрили душу. Но тепло быстро сменялось леденящим холодом, стоило только подумать, что ее родной отец заодно с ку-клукс-кланом!
Глаза у Мэрили сузились, когда она вспомнила об отце и о Мейсоне. Именно они руководили действиями бандитов.
Мэрили с грустью подумала о покойной матери, такой любящей, такой заботливой. Она в жизни не обидела ни одного раба. И всегда ужасно гневалась, если надсмотрщик отца проявлял жестокость по отношению к слугам-неграм. За два года до начала войны она умерла от пневмонии. Мэрили грустила не только из-за того, что Бог призвал ее мать к себе, но еще и из-за того, что добрая женщина так и не дождалась того времени, когда негры наконец-то обрели свободу. Как же больно было бы теперь бедной маме, если бы она знала, какую роль играет ее муж в делах ку-клукс-клана!
Вскоре Мэрили стала различать очертания дома на берегу ручья и услышала журчание воды среди скал. Она все правильно рассчитала. Теперь она сможет вовремя подняться на вершину горы и попасть в назначенное место вместе с остальными. Белый балахон и капюшон Мэрили надежно спрятала в дупле дерева. Все идет как надо.
Мэрили вышла на тропинку, которая вела в заросли кустарников, где ее ждала лошадь. Неожиданно она услышала какие-то звуки.
Голоса, мужской и женский. Страстный шепот. Кто это? И зачем они здесь?
Но когда ночной ветер еще раз донес эти голоса до Мэрили, она поняла, кому они принадлежат.
– О, Тревис, любимый! Если бы нам только не приходилось прятаться! Я хочу, чтобы весь мир знал, что я тебя люблю, что ты любишь меня.
Элейн. Элейн и Тревис.
Мэрили сжала кулаки с такой силой, что ногти вонзились в ладони. Будьте вы прокляты! Последние несколько недель она о чем-то таком подозревала, потому что нередко слышала, как ночью, когда все спят, Элейн выходит из своей комнаты и тихонько крадется по холлу, а потом, позже возвращается к себе. Так, значит, Элейн проводила время в постели красавца шерифа! Ничего неожиданного в этом для Мэрили не было, но то, что они продолжали встречаться, ее потрясло. Если бы об этом узнал Мейсон, он бы убил шерифа. И отец тоже. До чего же этот Колтрейн глуп, подумала Мэрили. Именно теперь он так мешает ей делать то, что должен был делать сам, – защищать негров от жестокого ку-клукс-клана.
– Это невозможно, – донесся до Мэрили голос Тревиса. Голос был хриплым, грубым от страсти. – Мы оба знаем, что это рискованно. Надо брать то, что можем.
– Нет!
Мэрили с отвращением выдохнула. Как же часто слышала она из капризных уст своей сестрицы этот возглас нетерпения!
– Я хочу тебя сию минуту и прямо здесь! Но мне надо еще больше. Я хочу быть твоей всегда и навеки. Мне плевать, что думают по этому поводу мой отец или Мейсон, да и вообще кто бы то ни было. Я хочу быть твоей, Тревис. Ты ведь не можешь отрицать, что ты меня любишь.
– Я никогда тебе о своей любви не говорил, Элейн.
– А тебе это говорить и не надо. Ты мне это демонстрировал тысячу раз. Ни один мужчина не может так ласкать женщину, как это делаешь ты, если он ее не любит всей душой.
Мэрили услышала, как нетерпеливо вздохнул Колтрейн.
– Элейн, ни желание, ни страсть ничего общего с любовью не имеют. Даже та страсть, о которой ты сейчас говоришь. Я тебе сказал, что такое чувство я испытывал только к одной женщине.
– Я знаю, знаю, – прервала его Элейн. – Это была твоя жена. Но ведь она умерла, Тревис. А я – живая. Нельзя любить мертвых. Если бы ты только обо всем этом мог забыть.