Любовь и ветер
Шрифт:
Блю пытался уловить ее мысль.
— Но ты же ничего точно не знаешь?
— Разве? Такой красавчик наверняка один из ее любовников. И будь я проклята, если пущу его на свое ранчо! Чтобы они соединились под моей крышей!
— И что ты собираешься делать, когда он узнает, что ты наврала, и вернется?
Джесси слишком разъярилась, чтобы о чем-нибудь думать.
— А кто сказал, что он вернется? Он, видно, из города, как и она. Он из тех, кто заблудится в трех соснах, — добавила она с презрением. — Ты разве не заметил, как он вырядился? Он явно из тех типов, кто и дня не проживет
— Ну ты и ненавидишь ее…
— Да, ненавижу!
— Это же ненормально, Джесси, — сказал Блю хрипло. — Она же твоя мать.
— Она не мать. — Джесси отступила назад, будто он ударил ее. — Не мать! Моя мама никогда бы не бросила меня. Она никогда бы не позволила Томасу Блэру превратить меня в сына, которого он так хотел. Моя мать умерла здесь. Эта женщина — просто шлюха. Ей никогда не было до меня дела.
— Может, Джесси, тебе просто больно? Джесси захотелось плакать.
— Больно? — переспросила она.
Сколько раз она плакала ночами, потому что не было никого в ее жизни, кто бы облегчил боль этой самой жизни! Жизни, которую она так ненавидела! И не случилось ли все это из-за ее матери? Что бы ни делал ее отец, он делал назло этой суке — только так он называл ее мать. Он запретил Джесси вернуться в колледж, потому что ее мать хотела, чтобы она получила образование. Он запрещал ей все, что имело хоть какое-то отношение к женскому облику, потому что ее мать хотела видеть ее леди. Он сделал из нее то, кем она стала. Он понимал, что такой мать возненавидит ее. Он влез в долги, чтобы построить дом, который подошел бы и для королевы, и то лишь потому, что такой дом должен был понравиться матери. Но она никогда не будет жить в нем.
— То время давно прошло, когда от этого было больно, — тихо сказала Джесси. — Я обходилась без нее слишком долго, и она не нужна мне сейчас.
И прежде чем слезы брызнули из глаз, она побежала к лошади. Ей надо выплакаться, но никто не должен видеть ее слез. И Джесси рванула подальше от ранчо, прочь от причины ее слез.
Глава 2
Когда Джесси въезжала во двор, солнце уже заходило и небо на западе стало полосатым. У кромки гор темно-красная полоса переходила в фиолетовую. Заходящее солнце четко освещало крыльцо дома, и поэтому Джесси объехала дом сзади, чтобы войти через кухню, не попадаясь никому на глаза. Она отправила Блэк Стара в конюшню, ласково похлопывая по теплой спине. Он сам найдет свое стойло и будет ждать, когда она придет чистить его. Она хотела есть, надеялась что-нибудь перехватить, прежде чем заняться конем.
Блэк Стар подождет несколько минут. Он никогда не имел ничего против того, что делала Джесси. Он мог укусить, лягнуть кого-то, но с Джесси он вел себя идеально. Белый Гром знал, что конь будет ласков с ней, когда дарил этого жеребца. Белый Гром знал лошадей, как никто. Он растил его специально для Джесси.
Это был щедрый подарок, тем более что у Белого
Запахи ужина доносились из большой комнаты, но Джесси решила, что придет позднее, чтобы наесться стряпни Кейт. А пока она нашла свежий хлеб и улыбнулась, предвкушая удовольствие. Вдруг Джесси услышала голос матери, он доносился из комнаты, и улыбка разом сошла с ее лица. Она отломила кусок хлеба и направилась к выходу. Но внезапно услышала другой голос.
Она замерла и притаилась. Неужели она ошиблась? Нет, тот же голос. Она подкралась к двери, за которой говорили. Голоса стали яснее, и ее лицо залилось краской. Она вспомнила дневную сцену. Проклятие! Еще раз проклятие! Это ужасно быть пойманной на лжи!
Джесси шла на цыпочках — на ней были сапоги для езды верхом с каблуками в два дюйма. Слава Богу, она никогда не надевала шпоры, когда садилась на Блэк Стара. Заглянула в комнату, набитую дорогими вещами, накупленными Томасом Блэром. И долг за них должна выплачивать теперь Джесси.
На софе рядышком, спиной к ней, сидели ее мать и тот незнакомец. Джесси смотрела на них во все глаза.
Он снял шляпу, Джесси увидела, что у него вьющиеся каштановые волосы до плеч.
— Даже представить себе не могу, что это за девушка, Чейз, — говорила Рэчел. — Я всего неделю здесь и не знаю соседей Джессики.
— Неужели они все так враждебны к тебе, как эта маленькая развратница? Если бы я не встретил работников по дороге, я бы снова ночевал на пастбище. А мне хватило и одной ночи.
Рэчел рассмеялась.
— Похоже, ты слишком привык к цивилизации, с тех пор как я видела тебя в последний раз.
— Ну если можно назвать коровьи городки Канзаса цивилизацией… — Чейз с сомнением покачал головой. — Впрочем, любая комната в самой захудалой гостинице и горячая еда лучше одинокого костра под открытым небом.
— В общем, я рада, что ты здесь. Когда я посылала телеграмму, я не была уверена, что ты ее получишь. Ты же вечно в разъездах. Потом, я не была уверена, захочешь ли ты приехать…
— Разве я тебе не говорил, что как только понадоблюсь, дай знать, и все.
— Я помню. Но никто из нас не думал тогда, что так случится. По крайней мере я не думала.
— Да, ты не любишь просить помощи.
— — Как хорошо ты меня знаешь, — хитро рассмеялась Рэчел, и этот смех полоснул Джесси по сердцу.
— Так в чем дело, сударыня? — спросил Чейз. Джесси напряглась. Ей не нравились его мягкие манеры.
— Я не вполне уверена, Чейз, — нерешительно начала Рэчел, — по крайней мере ничего особенного еще не случилось. И, возможно, я обратилась за помощью к тебе напрасно, я имею в виду…
— Ну давай, — резко прервал ее Чейз, — на тебя не похоже — ходить вокруг да около.
— Просто дело в том, что мне неловко, если я вызвала тебя без нужды.