Любовь, или Пускай смеются дети (сборник)
Шрифт:
— Может, и Толстого редактировать надо? — спрашивал ехидно Лева.
— А как же! — изумлялся Гриша Сапожников. — Его-то особенно надо. Куда это годится: «Все смешалось в доме Облонских…»? Безграмотно.
— А как надо, как?! — взвывал Лева.
— Ну… я бы отредактировал так: «В доме, принадлежащем семье Облонских, все перевернулось».
— Это Лев Николаевич в гробу перевернулся, — вставлял Лева.
Злые языки поговаривали, что, редактируя по заказу некоего местного издательства хрестоматию по русской литературе, Гриша в строке «На холмах
Сколько бы он ни принял с утра, Гриша сидел за компьютером прямо и строго всматривался в экран. Он вылавливал в текстах Бронштейна иностранные слова, требовал разъяснения их значения, листал словари и частенько утверждал, что того или иного слова не существует.
Сегодня они опять поругались. Лева Бронштейн вернулся недавно из поездки по Армении, по следам этой удивительной поездки написал культурологическое эссе, в котором, в частности, была и такая фраза:
«Серные козы на скалах, словно авгуры, экстраполируя абсолют надсущностного…» — ну и далее в том же роде…
— Погоди, стоп! — сказал Гриша. — Где Бронштейн?
— Ну, я Бронштейн! — заранее раздражаясь, отозвался Лева из-за соседнего компьютера. — К чему ты там опять прицепился?
— А вот — «серные козы».
— Ну и что?
— Это кто такие?
— Животные! Животные, мудило!
— Да нет такого вида.
— Слушай, Гриша! — заводясь, начал Лева. — Я только что вернулся оттуда, где скачут эти самые серные козы. Может, я лучше знаю — есть такой вид или нет. Они серенькие такие, милые, серные… козы. Можешь ты хоть к одной моей статье не цепляться? Тем более что это простой репортаж.
Они еще ругались минут пять, называя друг друга «алкоголиком» и «мудаком».
И тут Гриша впервые сдался. Шла вторая половина дня, и он уже не так четко различал текст на экране. К тому же ему надоело возиться со статьей Бронштейна и хотелось спать. Может, я пьян, подумал он, может, они и вправду там… скачут. И… впервые в жизни оставил текст нетронутым.
К этому времени в редакции всегда наступала сонная тишина, народ расслаблялся. Именно в эти сорок минут после обеда Молтобойцев спал в своем кабинете.
И каждый разбредался кто куда. Лева пошел к титану — выпить кофе. Гриша задремал, некоторое время еще сохраняя прямую осанку и строгость на лице. Но, по мере погружения в сон, он постепенно размяк, засопел и стал, как обычно, тихо сползать с кресла на пол, на ворсистое ковровое покрытие. Довольно мягко он приземлился, даже голова вполне уютно лежала под столом, ноги, привольно, как-то по-дамски раскинутые, высовывались наружу. Сослуживцы, как всегда, решив Гришу не будить, аккуратно через его ноги переступали…
Прошло минут пятнадцать, абсолютно элегических… Мишка Цукес в соседней комнате рассказывал какую-то историю Ирочке из отдела распространения. Номер, в сущности, был готов и ждал отправки в типографию.
Работал в такое время, как всегда, лишь политический обозреватель Перец Кравец. Он просматривал почти готовое интервью с равом Моше Абу-Хацирой, который, как и любой почитаемый всей общиной восточных евреев мудрец, носил еще одно имя: Баба Мотя. «Баба» в данном случае означает почтительнейший титул старца, а имя… В этом, собственно, и была трудность. Ведь интервью предназначалось для русскоязычных читателей…
Перец задумчиво сделал несколько пометок, исправил в нескольких абзацах имя старика на почтительное «мудрец». Однако совсем-то без имени никак не обойтись… А интервью было чертовски интересным.
Дело в том, что этот влиятельный в политических кругах рав с именем русской домработницы предсказывал будущее. Так и сыпал, так и сыпал… К нему записывались на прием политики, бизнесмены, писатели, киноактеры. Приезжало множество знаменитых проходимцев со всего мира. Говорят, Баба Мотя резал правду-матку и премьер-министру, и прочим высоким государственным чиновникам. К нему на прием записывались. Перец, например, ждал очереди полтора месяца. И сейчас он с некоторой растерянностью просматривал почти завершенный огромный материал, в своем роде сенсационный.
В интервью Баба Мотя много и подробно говорил на политические темы, предсказал несколько неожиданных перемещений в правительственных кругах, похвалил президента страны, посоветовал читателям, во что вкладывать деньги в будущем году. Предсказал падение биржи. Прогулялся как следует и по мировой политике. Например, заявил, что нынешнего американского президента переизберут еще на одну каденцию, — небеса поощрят его за хорошее отношение к Израилю…
— И в заключение, — задавал вопрос Перец Кравец, — религиозная тема. В последнее время обострился спор о приходе Машиаха. Увидим ли мы Мессию в ближайшее время или это дело отдаленного будущего?
— Мы живем в эпоху Мессии, — отвечал на это многоуважаемый рав Баба Мотя. — Я с огромным уважением относился к покойному Любавическому ребе, он был мудр и свят, но его приближенные, провозгласившие его Мессией, нанесли урон его светлому образу.
— Когда же явится Мессия? Известна ли вам дата?
— Точная дата мне неизвестна, но мы должны надеяться, что он может явиться в любой день.
— А как насчет великой войны между Гогом и Магогом, которая, согласно Писанию, должна предшествовать явлению Мессии?
— Война Гога с Магогом, о которой говорится в ТАНАХе, уже произошла. Это была «холодная война» между США и СССР. Об этом свидетельствуют и имена правителей того времени. Михаил Горбачев — тот, кого ТАНАХ назвал Магогом. Джордж (Георгий) Буш — это Гог. Гог одолел Магога в «холодной войне». Сейчас, до явления Машиаха, осталось только завершить мирный процесс. Поскольку Мессия может явиться только в мирную эпоху, как об этом сказано в Писании: «Миром явится, веселием встречен будет».
— Значит, мирный процесс приближает явление Мессии?