Любовь из капель дождя
Шрифт:
— Хорошая девочка. — Дилан наклоняется, чтобы поцеловать меня. — Ты же чувствуешь мои губы, верно? Потому что это самое главное.
Прищурившись, я прижимаюсь губами к его нижней губе.
— Ты действительно это сказал! Еще и шутишь? В такое непростое для меня время?
— Да, черт возьми. Кроме того, кажется, я понял, что тебе нужно.
На его губах появляется самая неотразимая ухмылка, из-за которой просто невозможно не улыбнуться в ответ.
— Не знаю, что это, но уверена, ты мне скажешь. — Я тянусь к нему для поцелуя.
Поцеловав
— Тебе пора возвращаться домой.
Глава 36
Эви
Дом там, где ее сердце
Спустя три дня после сдачи очередных анализов и начала курса физиотерапии врачи, не предоставив ответов, наконец-то выписывают меня из больницы. Дилан прав: дом — именно то место, где я должна быть. В окружении людей, которых я люблю и которые любят меня.
— Я всем позвонил и сообщил, что сегодня ты возвращаешься домой, — говорит он, подталкивая инвалидное кресло к главному входу больницы. — Зои сказала, что вчера ты говорила с ней и просила не приезжать.
— Да. Не хочу, чтобы она или кто-либо еще нянчились со мной.
— Кроме меня, — шепчет Дилан, его теплое дыхание щекочет мое ухо, отчего по телу пробегает дрожь. Внизу живота зарождается желание, и я понимаю, что в одном Дилан точно прав: по крайней мере, в самых нужных местах я не потеряла чувствительность. При мысли об этом я улыбаюсь и на время забываю о плохом.
Размахивая рукой перед лицом, я, посмеиваясь, говорю:
— Тебе нужно почистить зубы.
— Правда? — Дилан останавливается и с силой выдыхает воздух в ладонь. — Даже не знаю. Я чувствую только свежий запах мяты.
Согнувшись пополам, я смеюсь:
— Звучит как слоган рекламы Колгейт.
— Ну, — Дилан подталкивает кресло вперед, направляясь к раздвижным дверям, — а что еще делать людям, пока они ждут, когда проснется любовь всей их жизни?
Его слова вышибают весь воздух из легких, и от нахлынувших эмоций по моей щеке скатывается слеза.
— Дилан. — Откидываюсь назад и накрываю его руку своей ладонью. — Спасибо.
Перед нами открываются стеклянные двери. Ощущение, будто мы вышли из тьмы на свет. Яркий и теплый солнечный свет. Я запрокидываю голову, подставляя лицо под ласковые лучи солнца.
— Чувство, словно меня выпустили из тюрьмы.
— Нас обоих, малышка.
Дилан везет меня по подъездной дорожке, и я начинаю нервничать, понимая, что не вижу его грузовик. Я уже собираюсь спросить его об этом, когда отъехавшая машина открывает вид на красную «Хонду», стоящую у обочины.
— Как здесь оказалась моя машина?
— Зои пригнала ее вчера вечером. Я подумал, что так будет легче... — он замолкает. — Я имею в виду... Ну, знаешь...
— Дилан, все в порядке. Я поняла.
Он выдыхает, вероятно, от облегчения.
— Ладно. Хорошо.
Дилан
Что ж, в машину я сяду самостоятельно. Опираясь на инвалидное кресло, я пытаюсь поднять верхнюю часть тела, но не могу переместиться на сидение.
Мои ноги бесполезны. И я тоже.
При мысли о том, что теперь я все время нуждаюсь в чьей-то помощи, пусть даже Дилана, меня разрывает на части. Хочется кричать: «Я могу это сделать сама!». Но на этом все и закончится. В действительности я не могу. Во всяком случае, не сейчас.
— Можешь... помочь? — практически выдавливаю я эти слова, когда слышу, как Дилан подходит ко мне.
Одной рукой он придерживает мою спину, а другую заводит под колени и, подхватив, поднимает меня. Наклонившись, чтобы никто из нас не ударился головой, он усаживает меня на сидение. Затем чмокает в щеку, складывает инвалидное кресло и бросает его в багажник.
Как только он открывает дверь машины и скользит на сидение, я начинаю истерически хохотать. Знаю, что похожа на сумасшедшую, но смеяться, безусловно, лучше, чем рыдать.
— Что смешного? — Дилан посмеивается и поворачивается ко мне лицом, слегка поморщив нос.
Я долго не могу совладать с приступом смеха, а затем произношу:
— Пару недель назад я бегала. А теперь сижу в инвалидном кресле и больше никогда не смогу ходить.
Как только эти слова срываются с губ, я замолкаю и вижу бледнеющее лицо Дилана. Мы смотрим друг на друга в сгустившейся тишине, окутавшей нас и затрудняющей дыхание. Он отворачивается и вздыхает.
Сделав прерывистый вдох, Дилан заводит машину и покидает территорию больницы. Одной рукой вцепившись в ручку двери, другой я касаюсь стекла и прислоняюсь к нему головой.
Ни к чему что-то говорить. Потому что это довольно весомый аргумент.
Дорога домой проходит как в тумане, что напоминает мне последние несколько недель. За окном мелькают разноцветные пятна и солнечный свет. Каждый раз выдыхая, я оставляю на стекле крошечный запотевший след, по которому вожу пальцами, вырисовывая причудливые фигуры. Я смутно осознаю, что Дилан включил музыку, но она теряется в потоке моих мыслей. Они словно темная туча, зависшая в небе перед самым страшным штормом.
Теперь все изменится.
И это становится еще очевиднее, когда Дилан въезжает на подъездную дорожку, и я вижу пандус, пристроенный к крыльцу моего дома. Мне хочется, чтобы он проехал мимо, притворившись, что это не мой дом. Хочется верить, что это какой-то ужасный сон, от которого я могу пробудиться в любую минуту. Горло саднит, глаза болят. Реальность сложившейся ситуации звонко бьет по лицу, отчего я хочу свернуться клубочком и исчезнуть. Тридцать шесть часов назад мне сказали, что у меня, возможно, частичный паралич. Едва я успела переварить эту информацию, как она оказывается у меня перед глазами.