Любовь к трем ананасам
Шрифт:
Катерина немного успокоилась.
Вскоре в квартире появились два веселых санитара. Они играючи уложили невесомого профессора на носилки и понесли вниз по лестнице. Катя бежала рядом с носилками, то поправляя одеяло, то вытирая лоб мужа чистой салфеткой.
Через полчаса машина въехала на территорию седьмой городской больницы. Профессора переложили с носилок на больничную каталку, поднялись на лифте на шестой этаж и поехали по коридору.
Катя по-прежнему шла рядом с мужем, испуганно оглядываясь по сторонам.
Больница производила удручающее впечатление.
Пол был покрыт линолеумом
– Это какое отделение? – испуганно спросила Катерина у санитара.
– Травматологическое, – сообщил тот жизнерадостно. – Кого на улице подбирают, тех сюда и везут! Кого побили по пьяни, кто сам упал… неопознанные, так сказать, летающие объекты!
Носилки свернули за угол и остановились перед аккуратной стеклянной дверью с табличкой «Минигоспиталь».
Санитар позвонил, и Катерина попала не только в другой мир, но, кажется, в другое время.
Если в коридоре травматологического отделения можно было представить, что на дворе идет середина двадцатого века, то в мини-госпитале отчетливо присутствовали приметы века двадцать первого.
Пол здесь был выложен аккуратной бежевой плиткой, стены выкрашены в приятный абрикосовый цвет, современные светильники распространяли теплый оптимистичный свет, по коридору сновали хорошенькие медсестры в белоснежных халатиках и серьезные строгие врачи в светло-зеленой униформе.
Одна из медсестер подошла к носилкам, сверилась с какими-то записями и показала на дверь слева по коридору.
За этой дверью располагался как бы небольшой гостиничный номер на двух постояльцев – у каждого отдельная, вполне комфортабельная комната, кроме того, общее помещение с небольшой уютной кухонькой, где имелись новенький шведский холодильник и микроволновая печь, и с чистой, замечательно оборудованной ванной комнатой.
Одна из комнат была уже занята, Катя увидела через полуоткрытую дверь крупного мрачного мужчину, удобно устроившегося на высоких подушках. Вторая комната была свободна, и здесь разместили полусонного профессора.
Появилась улыбчивая сестричка, которая заверила Катерину, что ее муж будет под постоянным присмотром и быстро поправится. Тут же она дала понять, что сейчас начнется врачебный осмотр и присутствие в палате посторонних нежелательно.
– А телефон мобильный вы заберите, – сказала она, заметив, что Катя запихивает его в тумбочку, – у нас аппаратура сложная, мобильниками пользоваться нельзя, они помехи наводят.
– А как же я с мужем буду связываться? – нахмурилась Катя.
– А он скоро встанет, с поста можно позвонить, да вы завтра приходите его проведать…
– А что это на табличке написано? – удивилась Катя.
Действительно, на спинке кровати висела табличка, на которой крупным аккуратным шрифтом было напечатано: «Филимонов Василий Иванович. Простатит».
– Не беспокойтесь, – лучезарно улыбнулась медсестра, – это от прежнего больного осталось. Сегодня в этой палате оба пациента сменились, и мы еще не успели поменять таблички…
Катя последний раз заботливо осмотрела мужа и покинула больницу.
Персонал мини-госпиталя под строгим присмотром старшей медсестры Варвары Францевны безупречно выполнял свои обязанности. Профессору Кряквину сделали несколько уколов и поставили капельницу, так что к вечеру он почувствовал себя гораздо лучше и даже перешел на русский язык.
– Представляете, – говорил он молоденькой сестричке Дашеньке, которая принесла ему ужин, – мне почему-то казалось, что я в Центральной Африке. Поэтому я разговаривал на языке суахили…
Дашенька сочувственно кивала.
Профессор с аппетитом поужинал и задремал: в состав его лекарств входило легкое снотворное.
В это время в палату заглянула Варвара Францевна, окинула помещение взглядом опытного полководца и строго проговорила:
– Непорядок! На кроватях таблички от прежних больных! Немедленно заменить!
– Сию минуту, Варвара Францевна! – пискнула Дашенька и спешно повесила на спинки кроватей новые таблички. Поскольку она была взволнована и перепугана (Варвара Францевна действовала на нее примерно так, как голодный удав действует на несовершеннолетнего кролика), то неудивительно, что таблички она перепутала. На кровать Валентина Петровича повесила табличку «Хоботов Станислав Николаевич». На кровать его соседа – «Кряквин Валентин Петрович».
Двое мужчин сидели в маленькой кафешке, что располагалась напротив Катиного дома. Катерина туда не ходила – в кафешке ей нечего было делать. Выпечка там всегда была плохого качества, пирожные сомнительной свежести, кофе – только растворимый, потому что кофейный автомат был давно сломан. В основном заходили туда мужчины, чтобы выпить пива или чего покрепче и закусить бутербродами с твердокопченой колбасой, похожей по вкусу и внешнему виду на подметки от ботинок.
На столике стояли два почти полных стакана с пивом и валялась упаковка картофельных чипсов. Один из мужчин был толстый, наголо бритый, он непрерывно потел и вытирал затылок в тройных складках жира несвежим носовым платком. Второй мужчина был маленького роста и такой щуплый, что со спины казался мальчиком. Однако впечатление тотчас менялось, когда мужчина поворачивался к собеседнику лицом. Лицо было в ранних морщинах, с несвежей сероватой кожей, маленькие глазки все время норовили уйти в сторону. С первого впечатления было ясно, что типчик этот совершенно несерьезный, пустой человек, «шестерка» при более солидном товарище.
– Ну, ёшь твою клёш! – выдохнул толстый, зажал в могучей лапе стакан с пивом и шумно вылакал половину. – Ну что ж это за день сегодня такой невезучий!
– Да уж, – тихонько проронил щуплый, – неудачный денек…
– Как же это вышло-то? – Толстый снова присосался к стакану. – Ну и вляпались мы! Что теперь делать-то? Холодильник с нас три шкуры сдерет…
– Методы его известны, – поддакнул щуплый, – а все ты… За каким бесом ты нож достал?
– Дак он же на нас пушку наставил! – встрепенулся толстый. – Ты забыл?