Любовь как любовь. Лобовы. Родовое гнездо
Шрифт:
Менделеев осторожно сел рядом с ней и прижал к себе – сначала легко, потом крепче…
– Олег, не усугубляй ситуацию. Я все знаю. У тебя проблемы… Уже все о них говорят…
– Ты о чем? – наигранно-беззаботно спросил он. Лариса не заметила, как он испуганно сглотнул, потому что отодвинулась от него.
– Твоей работой недовольны, – сказала она. – Ты мне не говоришь, что завалил кучу дел. Три дня назад ты не явился на слушание, подставил клиента. Скажи… только честно, что с тобой происходит?
– Действительно я слегка
Бесшабашность, с которой все это было сказано, только утвердила Ларису Лобову в ее подозрениях.
– Олег, я чувствую, что-то не так…
Менделеев сделался серьезным и сосредоточенным.
– Я знаю, что ты волнуешься. И обещаю, что обязательно справлюсь со всеми проблемами. Только, понимаешь, иногда мы не можем повлиять на некоторые вещи… – он наклонился и нежно коснулся ее губ. – Любимая, это все чепуха. Ты для меня важнее всего. И что бы ни случилось, я тебя люблю. Лара…
Разговор завершился крепким поцелуем. Перед обаянием Менделеева было невозможно устоять.
И все пошло по-старому. Менделеев регулярно приходил к Ларисе в гости, баловал ее своей вкусной стряпней, возился с Глебом, помогал его воспитывать – на правах близкого мужчины. Иногда Лариса замечала, что Менделеев как будто нездоров – приходил с темными кругами под глазами, обычный его здоровый цвет лица приправлялся зеленью. На все расспросы он отвечал, что просто устал. Ко всему остальному было не придраться…
Однажды, когда Менделеев собирался угостить Ларису и Глеба собственноручно приготовленной пиццей, в квартире раздался звонок. Лариса взяла трубку, выслушала абонента и сказала:
– Нет, это невозможно…
– Что случилось? – испугался Менделеев, увидев застывшее и мрачное ее лицо.
– Звонил Герман. Сказал… что раз Глеб все знает… Он хочет обсудить, по каким дням он сможет его забирать к себе. Олег, он отберет у меня сына!
Она не сдержалась и заплакала на вовремя подставленном плече Менделеева.
У Насти был крепкий организм. После переливания крови она быстро поправлялась. Врачи через неделю обещали выписать. Вопрос о том, куда направить свои стопы дальше, не казался ей теперь таким неразрешимым: найдет работу, снимет комнату, скроется от всех тех, кому насолила, и начнет жизнь с чистого листа. Все забудется, и будут они вместе с сыночком или доченькой спокойно жить-поживать и добра наживать…
Приходил навещать Настю Ярослав.
– Что с тобой? – удивилась она, увидев синяк под глазом и ссадины на лице друга.
– Получил по зубам от твоего мужа. Приходил на днях, засвидетельствовал свое почтение, – усмехнулся Ярослав.
– Прости! Я не думала, что он…
– Ничего. Я бы тоже, наверное, на его месте…
– Я не могла сказать ему правду! Не могла, и все тут, – тяжело вздохнула она.
– Настя, послушай, я его видел. Можешь не верить, но он действительно тебя любит. А когда появится ребенок…
– Я все равно не смогу к нему вернуться, – перебила она.
– Они простят тебя. Появится ребенок – и они все забудут.
– Они не забудут! И однажды все это мне припомнят! Это всю жизнь будет надо мной висеть. Я решила, – твердо сказала Настя. – Разведусь с Леней и уеду, пока ничего не заметно, – она кивнула на живот.
– Я бы не развелся, думаю, что и он…
– Если поверит, что ребенок не его – разведется. – У Насти в голове была новая задача без единого неизвестного.
– И куда же ты поедешь?
Возникла пауза: неизвестное, конечно, имелось, но совсем маленькое по значению.
– Честно говоря, я думала, ты мне поможешь. Придумаешь что-нибудь. То есть уеду-то я одна… – немного запуталась она. – Но если ты не захочешь мне помогать, я не обижусь, честное слово.
– Куда я денусь…
Назавтра у Насти была новая встреча, которая не вписывалась в ее задачу со всеми известными.
– К тебе пришли, – заглянула в дверь медсестра.
– Кто? – равнодушно спросила Настя.
– Свекровь.
Тут Настя испугалась:
– Скажите ей, что я сплю и буду спать еще долго. Что я под наркозом.
Но мама Таня уже входила в палату. Настя отвернулась к стене.
– Ну, лежи, молчи, если тебе так удобней, – возвысилась над ней свекровь. – Я все равно скажу, что думаю. Леня тебя любит… Может, забудем все, что было, начнем сначала?
Две женщины вышли из палаты, оставили их вдвоем. Мама Таня села на кровати, Настя подала признаки жизни – подвинулась, но не повернулась. На ее шее билась жилка.
– Леня мучается, тебе тоже несладко. Видишь, как правда-то больно бьет… Ты вот Любе правду сказать хотела… Да и сама правды не вынесла. Леня тебя вот спас. Значит, так надо было. Теперь вот ребенок… Ты нам не чужая, сама знаешь…
– А ребенок – чужой, – с вызовом сказала Настя. Мама Таня стала молча доставать из сумки принесенную еду. Закончив дело, она мягко продолжила:
– Хочешь, чтобы я поверила?.. Я знаю, ты Леню не любила, но чтобы изменить – нет, не поверю. Ты ведь не такая, не злая.
Настя вдруг повернула голову и, в упор глядя на свекровь, выкрикнула:
– Да Баба-яга рядом со мной – пионер-всем-пример.
– Смотрю, нравится тебе на себя наговаривать. Ты просто устала, а пожалеть – некому…
Мама Таня погладила перебинтованное запястье Насти, та отдернула руку.
– …Здесь бульон, теплый еще. Ну, отдыхай, набирайся сил… А в нашем доме для тебя всегда найдется и доброе слово, и место. Ты, как и прежде, будешь мне дочерью. Ребенка береги, ничего дороже в этой жизни нет. Хоть в этом-то мне поверь…