Любовь как любовь. Лобовы. Родовое гнездо
Шрифт:
– Да, – перебил Гагарин. – Он на этого киноартиста был похож, как его… Ну который в «Высоте» играл. Вот память…
– Не, не похож! – возразила Фоминична. И начали они с Гагариным спорить.
Татьяна наклонилась к мужу:
– Ты завтра к Ларисе в больницу поедешь?
– Не смогу. У меня дела, – ответил Лобов.
– Мам, я тоже не смогу, – опередила ее вопрос к себе Люба. – Сменщица заболела, я за нее дежурю.
– Хорошо, – обрадовалась мама Таня. – Тогда я поеду.
И все почему-то вдруг повеселели. Вот они, Лобовы, собрались вместе – по причине, конечно, печальной. Но смерть не страшна, потому что у них есть
Повод для тихой радости у каждого был свой. Глава семьи Лобов вдруг получил заказ от «нового русского» на сооружение камина в его загородном доме. Особняк этот располагался недалеко от Бережков. Что удивительно: в день похорон, прямо на кладбище, услышал Лобов подобный шелесту голос почившего. Дед Глеб как выдохнул: «Погуляй, сын…» Под впечатлением этого звука Лобов находился до следующего вечера. Вечером пошел прогуляться и забрел далеко – туда, где отстраивался поселок неведомых «новых русских». Вдруг увидел объявление: требуется печник. Зашел в новострой, хозяин был на месте. И как-то очень быстро они обо всем договорились. Деньги бизнесмен обещал приличные, дал задаток, с которого подростку Лике выделили приличную сумму на покупку атласов растений; она хоть и жалела деда, но теперь только и ждала радостного момента, когда сможет подробно рассмотреть купленное сокровище.
И вот как странно вышло. Когда Лобов пришел к своему бизнесмену в третий раз, обнаружил у него в доме старшую дочь. Оказалось, что Люба второй уже месяц работала у этого «нового русского» горничной. Лобов сначала, конечно, в штыки, мол, зачем я только тебя растил, мечтал, что будет в семье свой доктор… Тогда и Люба ему: а ты? Всегда говорил – ни перед кем шапку никогда не сниму… Лобов стал оправдываться: я, мол, не ради себя, из-за детей согласился… Люба засмеялась: папка, и у меня двое детей. Тогда сели они чай пить и порешили, что теперь это их тайна.
Гриша, муж Любы, этого пока не знал, но ко времени девятидневных поминок обзавелся своим собственным секретом. Впоследствии, когда все более-менее прояснилось, он так никому и не проговорился, каким образом нашел в Москве прилетевшего из Лондона Германа. Жилкин встретился с Коневым в бизнес-центре, в баре. Герман изо всех сил старался показаться деловым, беспрестанно переговаривался по своему мобильному телефону. Гриша тогда впервые в жизни увидел эту игрушку. Ясно было, что Лариса интересовала Германа как… вчерашний снег. Он притворно переспросил, что с ней? Гриша ответил: желудок прихватило, нужны дорогостоящие лекарства. Широким жестом Герман вытащил из своего дорогого портмоне десять стодолларовых купюр и протянул просителю со словами:
– Гриша, я прошу вас понять, чисто по-мужски. Лариса – замечательная девушка. Если бы я собирался жениться, то женился бы только на такой, как она. Но я не собираюсь жениться. В ближайшие годы буду бывать в России редкими наездами. Какой брак?
– Мы обязательно вернем вам все до копейки… через год, полтора. Лариса лежит в платной клинике, – пробормотал Гриша. Было противно – то ли от коньяка по 80 у. е. за 50 граммов, то ли вообще от этого двусмысленного разговора. Герман махнул рукой:
– О чем речь? Дела мои на сегодняшний день неблестящи, но чем могу – помогу.
– Спасибо, Герман, большое вам спасибо. Под какой процент?
Герман внятно произнес:
– Я сказал, что возвращать ничего не надо. Только одно условие, Гриш… Не надо меня больше беспокоить, ладно?
Нет, Ларисе он не пара, подумал Гриша, представив, как обрадуется теща, когда он отдаст ей эту тысячу долларов для дочери.
Вот так, сидя на поминках, каждый радовался о своем. Наконец, выпили последнюю рюмку. Лобов встал и подвел итог:
– Вот что, друзья мои… Я все взвесил, как говорится, решение принял. Дом продавать мы не будем. Эту тему больше не обсуждаем.
Камин, который сложил, вернее – переложил Лобов после первых горе-печников, «новому русскому» пришелся настолько по вкусу, что он даже вошел с мастером в «душевный» контакт – выпил с ним дорогого коньяка. Тут бережковский потомственный печник и рассказал о своей беде. Все недостающие деньги для лечения Ларисы хозяин выдал вперед в счет платы за другие работы. Лобов был мастер на все руки, делал все тщательно и с выдумкой. За несколько месяцев Платон отделал особнячок так ловко, что сам потом напрашивался к хозяину в гости – полюбоваться на свою работу. Ну и, как водится, – выпить коньячка да за жизнь поговорить. «Новые» русские, они ведь из того же теста сделаны, что и «старые», а потому – известно, тоже плачут. И даже чаще…
Пришел однажды Лобов после такого разговора домой, сел против жены на кухне, помолчал, вздохнул тяжело и сказал:
– Знаешь, Тань… Вот как на духу пред тобою. Я этим бизнесменам, ешкин кот, все-таки завидовал. Деньги там у них, то, се. Таня… – он даже понизил голос. – Тань, денег много, а проблем еще больше. Мы вот, например, боимся киллеров?
– Да что это с тобой, Платон, каких киллеров? – с удивлением посмотрела на мужа Татьяна.
– Вот то-то и оно… Киллер – это заказной убийца. Нам и слово-то неведомо. А у них запросто: чпок, и нет человека… Мне сейчас хоть миллион долларов предложи, не возьму. Да… – вспомнил приятное Лобов. – Лариса когда рожает?
– Через неделю. Ты, Платон, знаешь что? Не ходи больше к этому своему бизнесмену. С тобой что-то неладное после него начинает твориться.
– Жалко человека, понимаешь… – вздохнул Лобов. – Мы-то вот все вместе, семьей, такую глыбину подняли. А у него, ешкин кот, супруга уехала одна отдыхать куда-то – вспомнил: на Мальдивы… а там мужичка подцепила. Побогаче этого-то. Тут, понимаешь, двое детей, а у нее, видите ли, «любов»… Дети тоже какие-то ультиматумы отцу ставят. Караул! А у нас дети, Тань, чудо, а?
– И Леня? – засмеялась она.
– Ленька? А что, порода тоже наша. Конечно, природа на нем маленько отдохнула, но ведь – единственный наследник, у других и такого нет!
Лариса родила мальчика, которого назвали Глебом. Новорожденному потребовалось срочное переливание крови – речь шла о жизни и смерти малыша. Материнская была несовместима с его кровью. Проще всего казалось воспользоваться отцовской. Гриша разыскал лондонский телефон Германа и сообщил о беде. Ответ Конева родные опасались передать Ларисе в течение целой недели. Герман наотрез отказался от отцовства. Когда мальчик подрос и стал спрашивать о своем отце, Лариса сказала, что отец умер.