Любовь красного цвета

Боумен Салли

Кассандра принялась открывать дверцы кухонных шкафов, рыться в банках, заглядывать в кастрюли, Майна наблюдала за ее действиями. Иногда она задумывалась, не испытывает ли Кассандра боль оттого, что родителям на нее ровным счетом наплевать. Сама Кассандра всегда представляла такие отношения величайшим благом, но Майна не была уверена, что подруга говорит искренне. Однажды, когда Кассандра вернулась после выходных, которые провела со своим сорокалетним отцом и молоденькой мачехой, она долго плакала. Это было почти год назад. Теперь Кассандра редко говорила о своем отце и так

же редко виделась с ним. С тех пор она не проронила ни одной слезинки.

В пятой по счету банке Кассандра нашла наконец деньги и с победной улыбкой швырнула их на кухонный стол.

– Так я и знала! Сорок фунтов! Нам понадобится много. Ну, что, будем тратить время на еду, как думаешь?

– Я пока не очень голодна.

– Я – тоже. Тем более, что терпеть не могу бобы. Когда проголодаемся, найдем что-нибудь получше. Итак… – Кассандра посмотрела на свои часы. – Допустим, час-полтора, чтобы одеться, значит, выйдем отсюда в шесть с небольшим. Выйдем через заднее крыльцо на главную дорогу, а потом…

– Это далеко, Касс?

– Не очень, – беззаботно махнула рукой Кассандра. – Все в порядке, я даже посмотрела по карте. Я знаю, где это. Классное место! Здоровенный такой сарай прямо в чистом поле. До ближайшего дома – не меньше мили, так что – никаких козлов-соседей и никаких фараонов.

– Это замечательно, но как мы туда доберемся, Касс?

– По прямой туда – всего несколько миль. Но не попремся же мы с тобой через поле? На фига нам туфли пачкать! – хихикнула подруга. – Доедем на попутке до Челтенхэма, а там прицепимся к кому-нибудь из бродяг – и прямиком к амбару. Они все туда едут. Только представь себе, какой это класс: сотни разных машин, автобусы, караваны, даже лошади есть! Эти ребята умеют оттянуться по полной. Я кое-кого из них знаю. Они наверняка нас подбросят.

Майна колебалась. До сегодняшнего дня она еще никогда не встречалась с «бродягами нового века», как называли их журналисты, – только видела их по телевизору и неизменно – в связи с какими-нибудь скандалами или столкновениями с полицией. Девушка полагала, что они похожи на дикарей, кочуют, подобно цыганам, целым табором и по-чудному выглядят: в грязной одежде, с неряшливыми детьми и шелудивыми собаками. Ее мама называла этих людей ничтожествами, негодяями и жалкими хиппи, которые продолжают цепляться за свой образ жизни с опозданием в тридцать лет. Однако Кассандра называла подобную точку зрения занудной, буржуазной и невежественной. Кто же из них прав?

Кассандра уверяла, что бродягам можно доверить даже собственную жизнь. Местные, говорила она, ненавидят их только за то, что они разоблачают пороки и никчемность современной жизни.

– Взгляни на мою мать, Майна, – убеждала она, – взгляни на своих родителей. На первый взгляд они совершенно разные, а на самом деле ничем друг от друга не отличаются. О чем они думают? О деньгах, о работе. Больше работать, чтоб больше заработать, чтоб больше накупить. Дом – побольше, машину – побольше… Это все дерьмо, Майна, это засасывает, как трясина. Неужели тебе именно это нужно от жизни?

Майна не ответила. Она сама не знала, чего хочет от жизни. Раньше она сказала

бы, что ее родители – не такие, какими их описывает Майна, но теперь она в этом уже была не уверена. После того телефонного звонка она чувствовала себя опустошенной и слабой, а собственный дом казался ей бутафорскими декорациями, построенными на лжи.

Она посмотрела на Кассандру, не ведавшую сомнений ни в чем, и в который раз позавидовала ей. Кассандра потеряла девственность в четырнадцать лет. Отправившись на гулянку в Глэстонбери, она накурилась и всю ночь наблюдала небо в алмазах. Тогда-то с ней это и произошло. Там, на холмах, существовал другой мир. Майна ощущала его присутствие, почти физически чувствовала его, и ее неудержимо влекло туда. И все же она продолжала колебаться.

– А как мы вернемся? – спросила она. – Мама завтра утром будет звонить. Она всегда звонит, если я остаюсь ночевать у подружек.

– Ну и что? Никаких проблем! К восьми утра мы уже будем здесь.

– А если она заедет за мной? Она же думает, что твоя мать дома.

– А ее в этот момент дома не окажется. Она пойдет в магазин. Или – к друзьям. Или – в церковь.

– Твоя мать – в церковь? – Несмотря на волнение, Майна не смогла удержаться от смеха. – Ну уж нет, моя мама ни за что на это не купится!

Кассандра тоже рассмеялась. Сунув руку в карман, она извлекла оттуда папиросную бумагу, машинку для скручивания сигарет и пластиковый мешочек, в котором лежал табак, перемешанный с «травкой».

– Покурим перед уходом? Надо же немного взбодриться.

Майна вздохнула. Кассандра познакомила ее с сигаретами в прошлой четверти, и когда она научилась правильно затягиваться, дала ей первую самокрутку с марихуаной. Сначала «травка» почти не подействовала на нее, но со временем девушка научилась задерживать дым в легких и стала испытывать ощущение легкости и покоя. Наркотик отгонял прочь все заботы и злость, в эти моменты она забывала о матери и подслушанном телефонном разговоре, который перевернул всю ее жизнь.

Кассандра умело свернула самокрутку, закурила и, глубоко затянувшись, передала подруге. Следуя ее примеру, Майна также глубоко наполнила легкие дымом. Уже через несколько минут она почувствовала легкость и подъем.

– Стар там будет? – Вместе с дымом выдохнула она. Лицо Кассандры было немного сонным и расслабленным.

– Наверняка будет. Я же тебе говорила. Подожди, когда увидишь его, сама поймешь. Он – обалденный мужик! Дикий. Когда он до тебя дотрагивается…

– Ну, ну? Что происходит, когда он до тебя дотрагивается?

– Не знаю… Даже не могу описать. Но стоит ему только прикоснуться к тебе – хотя бы просто взять тебя за руку, – как ты чувствуешь его силу. Она переходит от него к тебе.

Девушки поднялись на второй этаж, переоделись и стали неузнаваемы. Волосы они уложили прядями наподобие змей на голове Медузы, веки накрасили золотым, а губы – черным. Майна перевела татуировку с ястребом на свою левую скулу, Кассандра пристроила у себя на лбу скорпиона, на горле – дракона, и затем подняла левую руку, и Майна перевела на ее кожу татуировку со словом «НЕНАВИСТЬ».