Любовь леди Эвелин
Шрифт:
В пятницу вечером концертные залы и театры Шордитча были переполнены зрителями. Эвелин сидела напротив Джека и Саймона в экипаже и смотрела в окно на ярко освещенные увеселительные заведения и улицы, по которым толпой тянулись гуляющие. Шордитч находился далеко от лондонского «Друри-Лейн», постановкам не хватало столичного блеска, а покровители искусства были обычно шумными, грубоватыми людьми.
— Это плохая мысль, Эви. Твой отец был бы недоволен.
Эвелин сердито посмотрела на Джека и чуть вскинула подбородок.
— У меня нет выбора.
Она знала, что рискует, когда в полночь
Театры остались позади, и скоро за окнами замелькали пивные, постоялые дворы и игорные дома. На улицах было шумно, а сквозь открытое окно экипажа проникал запах нечистот. Полуодетая женщина высунулась из окна гостиницы и замахала пестрым шарфом. Даже издали Эвелин видела ее лежавшую на подоконнике огромную грудь и неестественно красные волосы под стать яркой губной помаде.
Эвелин взглянула на группу пьяных матросов, и ее сердце учащенно забилось. Она поняла, что дом, который она приняла за гостиницу, на самом деле оказался борделем. Ее глаза были широко распахнуты от удивления.
Распутнице удается привлечь внимание. Эти матросы похожи на стаю гончих, привлеченных запахом сырого мяса, подумала Эвелин.
Мощенная булыжником улица, по которой они ехали, была в ужасном состоянии, и вскоре колеса экипажа попали в рытвину.
Эвелин не удержалась на месте и ухватилась за Джека.
— Осторожнее.
Ее щеки горели, и она резко отдернула руку, словно коснулась горячей кочерги. Присутствие Джека отвлекало ее.
Саймон кашлянул, и Эвелин повернулась к нему.
— Рэндольф тут? — сдавленно спросила она.
— Нет, дом Бесс Уитфилд ближе к театрам, но сейчас это самая безопасная дорога. Констеблей здесь нечасто встретишь.
Эвелин не знала, что ответить, и промолчала. Вскоре показались ряды особняков. Дома были в неплохом состоянии, и она с облегчением вздохнула, поняв, что Рэндольфу не приходится ютиться рядом с отбросами общества. И все же ей было трудно смириться с тем, что он живет в доме погибшей актрисы, в убийстве которого его самого и подозревают. Очевидно, Саймону и Рэндольфу было ее не понять.
Экипаж остановился. Эвелин и Джек поднялись по ступеням в тускло освещенную прихожую. Саймон зажег лампу. Ворсистые обои с цветочным рисунком и изящная мебель выдавали присутствие женщины. Но на полу валялся мусор, а на краю приставного столика стояла фарфоровая ваза с сухими цветами. Со столбиков перил свисала паутина. Неужели после смерти Бесс Уитфилд они так ни разу здесь не убрались?
— Где Рэндольф? — спросила Эвелин.
— Наверху.
Они поднялись по лестнице, прошли по узкому коридору, и Саймон остановился у закрытой двери.
— Должен вас предупредить, что Рэндольф принял большую дозу опия, чтобы облегчить боль.
Эвелин кивнула. Ей хотелось увидеть его, пусть даже он и не может связно говорить. Она потянулась к ручке двери.
Джек тронул ее за рукав:
— Хочешь, чтобы я пошел с тобой?
— Нет, я должна поговорить с Рэндольфом наедине.
— Я буду здесь.
Эвелин медленно открыла дверь. В комнате царил полумрак, и она не сразу заметила человека, лежащего на кровати под пологом. На цыпочках она подошла поближе и увидела Рэндольфа, накрытого простыней с розовым орнаментом, похожим на рисунок на обоях.
— Рэндольф, — прошептала она.
Услышав ее голос, он вздрогнул и открыл глаза.
— Эвелин? Это ты?
Она бросилась к нему:
— Да, я здесь. Я пришла, как только смогла.
Рэндольф опустил простыню, и она увидела, что его грудь забинтована.
— Я сломал несколько ребер. Ужасно больно.
Его невнятный голос и стеклянные, налитые кровью глаза встревожили Эвелин. Совершенно очевидно, что Рэндольф был по-прежнему под воздействием опия. Она заметила синяки около его левого глаза и распухшую нижнюю губу. Однако самым неприятным было лиловое пятно у него на виске.
Эвелин положила сумочку на стол рядом с кувшином воды и присела на край кровати. Отвела назад светлые волосы Рэндольфа и с облегчением отметила, что у него нет жара. Его повреждения и так казались достаточно серьезными, но лихорадка стала бы последней каплей. Она погладила его по голове, стараясь не задеть висок.
— Расскажи мне, что случилось, — участливо попросила Эвелин.
— Мы с Саймоном пошли в пивную. Выпили слишком много и решили сыграть в карты. Я выиграл десять фунтов. Скорее всего, мне следовало бы после этого сразу уйти, но нам нужны деньги, поэтому я остался. Когда я снова выиграл, то не мог поверить своему счастью. И тут сидевший напротив негодяй обвинил меня в жульничестве. Меня! Ты только представь! — выкрикнул Рэндольф, не сводя с Эвелин взгляда. — После этого началась потасовка. Кто-то позвал констебля, и вскоре появились сыщики. Один из них меня узнал, и обычная драка в пивной превратилась в битву за жизнь. Сыщик саданул меня в висок дубинкой. Тут на помощь мне пришел Саймон, ударил сыщика стулом и оглушил его. Нам удалось выбежать на улицу. Саймон спас мне жизнь.
— О чем ты думал, Рэндольф? Ты же должен ото всех скрываться. А полез в гущу этого сброда.
Рэндольф покраснел.
— Ты не представляешь, каково это — сидеть здесь. Я больше не мог этого выносить. У меня была жизнь. У меня была ты.
В его голосе слышалось такое отчаяние, что у Эвелин сжалось сердце.
— Ах, Рэндольф! Когда убийство Бесс Уитфилд будет раскрыто, ты сможешь вернуться к своей прежней жизни. К своей работе в Оксфорде, к своим исследованиям, к друзьям.
— А ты, Эвелин? Когда все останется позади, в чем ты так уверена, ты по-прежнему будешь со мной? Все будет, как и прежде? — Голос Рэндольфа дрожал.
Эвелин сглотнула. Настал момент истины. Пора рассказать ему о своем предательстве, о своем романе, признаться, что она неподходящая жена для него. Она открыла было рот, но не смогла вымолвить ни слова.
«У меня нет выбора. Я должна ему сказать».
Эвелин сделала глубокий вдох.
— Рэндольф, я много думала. Я не уверена, что нам стоит вступать в брак.
Он нахмурил брови, но его взгляд оставался рассеянным.
— О чем ты говоришь?
— Я не могу выйти за тебя замуж. Пожалуйста, пойми. Дело не в трагических обстоятельствах, просто я…