Любовь-морковь и третий лишний
Шрифт:
– Говорите прямо, – шмыгнул носом Павлик, – я уже взрослый, все пойму.
– У Евгения имелся некий дефект, – нашла наконец необходимые слова Каролина, – у них с Альбиной дети не получались! Вот они и решили тебя взять.
– Еще Валя и Дима умерли, – вдруг сказал Павлик.
Каролина вздрогнула:
– Да.
– А я жив!
– Верно.
– Зачем мама, то есть Альбина Фелицатовна, меня в семью приняла, ведь она детей не любила?
– Папа попросил, ты ему роднее сына был.
– А где меня взяли?
– Не знаю, – живо отозвалась Хованская.
Но,
– Не правда, вам рассказали.
Хованская замотала головой, но Павлик был настойчив, и в конце концов Каролина Карловна сказала:
– У Ирины Константиновны, мамы Жени, ты ее в живых не застал, имелась знакомая акушерка Зинаида, думаю, она устроила это дело.
Павлик, не говоря ни слова, рванулся на лестницу.
– Ты куда? – попыталась остановить его Хованская.
Юноша обернулся:
– Альбина Фелицатовна на даче, у меня есть ключи от городской квартиры, пойду в комнате у Ирины Константиновны пороюсь, отец туда никому заходить не разрешал, все вещи его мамы на месте, небось и записная книжка тоже.
– Погоди! – воскликнула Каролина, но Павлик уже несся по лестнице вниз.
Пожилая дама замерла, затем стала ласково поглаживать Епифана.
– А дальше? – воскликнула я.
Каролина Карловна пожала плечами:
– Все. Мы больше никогда не встречались.
– Вообще?
– Да.
– Вы не пытались найти юношу?
– Где?
– Ну.., не знаю.
– Вот и я не знала, – отрезала Каролина. – Альбина со мной не общалась, Настю она выгнала вон.
Если мы сталкивались с Ожешко во дворе, то та старалась быстрей шмыгнуть мимо, опустит глаза и рысью в подъезд. Иногда, впрочем, мы беседовали, ну типа:
«Добрый день, хорошая погода, до свидания». Ни ей, ни мне не хотелось никаких отношений. Потом я заболела, долго по клиникам моталась, спасибо Яше, в свое время он начал фарфор собирать, статуэтки, антиквариат. Я их продала, квартиру на домик выменяла, но это уже неинтересно, важен итог: живу в Изобильном вместе с любимым Епифаном, никого мне, кроме него, не надо, ухаживает за нами соседка, Мария Николаевна, я плачу ей за услуги. Она, конечно, надеется после моей смерти домик получить, только зря. Ничего ей не оставлю, она животных не любит, случись со мной беда, мигом Епифана выгонит. Если откровенно, лишь кот меня на земле и держит, иногда лежу ночью в кровати и думаю: почему еще к Яше не ушла? А потом как стукнет в сердце: Епифану-то всего пять лет, куда ему без хозяйки? На помойку? Ой, беда!
– Павлик не объявлялся, и, где он, вы не знаете? – безнадежно спросила я.
– Именно так, – отрезала Каролина Карловна, – я очень хорошо к нему относилась, но, видно, Павел решил отрезать прошлое целиком. И не надо на меня смотреть такими глазами! Как, по-вашему, мне его было отыскать? Ходить по улицам и кричать: Павел Закревский, ты где?
Фамилия показалась знакомой. Закревский, Закревский…
– Он же Ожешко, – удивилась я, – Павел Ожешко.
Хованская хмыкнула:
– Нет, конечно! Ожешко была Альбина Фелицатовна, она, выйдя,
Внезапно мне стало жарко, так, как будто я по глупости влезла в шубе на банную полку. Павел Закревский, молодой мужчина-стилист, любовник Тины Бурской, а заодно и воздыхатель Жанны. Все вокруг считают, что неудачливая актрисулька отравила свою подругу из ревности, хотела иметь Павлика в единоличном владении. Так вот кто…
– Что-то не так? – насторожилась Каролина. – Отчего ты сидишь с вытаращенными глазами.
Я тряхнула головой:
– Нет, просто мне пора бежать, огромное спасибо за помощь.
– Счастливого пути, – вежливо ответила Каролина Карловна, – найдешь время, заходи, мы с Епифаном будем тебе рады.
Ноги понесли меня к выходу.
– Сделай милость, просто прикрой калитку, – велела Хованская, – не дергай замок.
Я обернулась, хотела сказать «конечно», но неожиданно вымолвила совсем другое.
– Дайте мне листок бумаги.
– Зачем? – удивилась хозяйка.
Но мои глаза уже приметили на маленьком столике у торшера блокнот с ручкой.
– Оставлю вам свои телефоны и адрес.
– Но зачем? – повторила Каролина. – Я не выхожу из дома.
– Если вам потребуется моя помощь – звякните, сразу примчусь.
Хованская вздернула голову:
– Спасибо, конечно, только я не привыкла людей утруждать, и потом, есть Мария Николаевна, я плачу ей, прискачет в случае необходимости.
Наверное, тяжело жить с таким гонором, понятно теперь, отчего Каролина Карловна так и не завела подруг.
– Но ваша соседка терпеть не может кошек! – напомнила я.
– И что? – наклонила голову набок хозяйка.
Я набрала полную грудь воздуха И решительно произнесла:
– Если с вами случится беда, я заберу Епифана.
Надеюсь, что вы проживете еще много-много лет, просто хочу сейчас снять с вашей души груз. Скажите этой Марии Николаевне: «Вот координаты тетки, которой следует отдать кота» – или сами позвоните, если, к примеру, в больницу вас повезут. Я не задержусь, прилечу сразу, хотя, повторяю, я уверена, что вы проживете много-много лет.
Каролина с трудом встала, медленно дошла до меня и погладила по голове.
– Спасибо, деточка. Отчего-то мне кажется, что ты не обманешь.
– Никогда, – тихо ответила я, – за судьбу Епифана можете не волноваться, он никогда не останется голодным и одиноким.
Сев в машину, я включила мотор и, ожидая, когда двигатель прогреется, оперлась на руль. Вот оно что!
Павлик нашел Тину, уж как ему это удалось, мне, ей-богу, неинтересно. Юноша отправился к Бурской не сразу, долгое время он жил один, пытался самостоятельно пробиться, но потом все же решил найти родную мать. Интересно, что сказал Семен, когда узнал, что у его жены имеется ребенок? А он точно знал правду о Павлике, потому и молчал и не делал жене замечаний. Семен не был рогоносцем, Тина не изменяла мужу, она решила искупить вину перед некогда брошенным ребенком, помочь ему.