Любовь на острове чертей
Шрифт:
— Вид отсюда нормальный, — произнес он, осторожно выкушав стакан холодной воды из одноразового стаканчика. — А вот какие у вас виды на воспитание ребёнка?
За столь вопиющее пренебрежение к планам на смену мебели и поездку в Европу он был наказан немедленно и беспощадно. Родители Гены, взрослые, хорошо зарабатывающие и очень самостоятельные люди, к себе и к своим словам привыкли относиться с уважением.
Пренебрежение — наиболее оскорбительное из всех видов оскорблений, и его израильтяне не спускают никому, включая собственных родителей.
— Израильтяне да, — спросит внимательный читатель, — но при чем здесь фальшивый зубной техник из Делятина?
Браво,
Особенно задел Софу одноразовый стаканчик.
— Что же это вы, папа, — спросила она, налегая на последнее слово, — уже и есть в нашем доме отказываетесь?
Есть в её доме не стал бы даже самый отъявленный реформист, поскольку полки американского трёхдверного холодильника были уставлены продукцией весьма преуспевающего, хоть и многими презираемого киббуца. Вы подозреваете самое страшное, вы затаили дыхание в ожидание этого, ужасного для еврейского слуха слова? Ну что ж, давайте произнесём его во весь голос, не стесняясь. Да, Софа любила свинину.
Ну, как, никто не умер? Быстро ощупайте себя, ничего не отвалилось, все наружные и внутренние органы на месте? Подозреваю, что да. Жизнь и смерть слишком непросто случающиеся вещи, чтоб какое-то плохо отмытое животное могло составить им конкуренцию. Впрочем, как и во всех случаях, всегда найдутся люди, считающие иначе, но вряд ли они входят в число любителей художественной литературы.
Итак, Софа любила свинину. И не только она, но и её муж.
— Кошерного много не съешь, — говаривал субботними вечерами Тетельбойм, наворачивая здоровенный кус буженины с хрустящим солёным огурчиком. — Невкусно, ей Б-гу, невкусно!
При чём тут Б-г, он вряд ли бы сумел объяснить. Да и пытаться бы не стал; слишком многие вещи в жизни Тетельбойм совершал и говорил по привычке, по навсегда приобретенной инерции. Его духовное пространство существовало вне трёх законов Ньютона — один раз созданное движение продолжалось в нём до бесконечности. Впрочем, отдадим должное фальшивому зубному технику, в данном конкретном случае, Б-г тут действительно был не при чём.
Всё, что относилось к области общения с вышними силами, в семье Тетельбоймов принадлежало деду Исроэлу. Это тягостное бремя он тащил с охотой и даже с удовольствием, в то время как остальные члены семьи нехотя платили дань в размере пасхального седера и Йом-Кипуровской голодовки. Застолбленную дедом религиозную территорию Тетельбоймы предпочитали обходить пятой верстой. Вторжение, намеренное или неумышленное, каралось пространными упрёками, нравоучениями и призывами к немедленному возврату на пути веры отцов. А кому такое может понравиться?
Бросив взгляд на перекосившуюся физиономию мужа, Софа поняла, что поваленные столбы с колючей проволокой остались за ее спиной. Вскочив с кресла и бормоча — «ой, кажется, что-то горит» — она попыталась дать задний ход, но было поздно. Распустив лассо и привстав на стременах, дед помчался наперерез. Любимый конёк
После получаса ожесточенной дискуссии стороны пришли к разумному компромиссу. Дед свернул лассо и спешился, за что получил родительское согласие два раза в месяц приглашать внука к себе на субботу.
Этим разговором закончилось так называемое воспитание Гены, а вместе с ним детство и отрочество. Если до сих пор он был почти полностью предоставлен самому себе, то после «до сих пор» его право распоряжаться своим временем и родом занятий стало монопольным.
Упомянутое несколькими строками выше родительское согласие, впрочем, как и все остальные согласия, достигнутые не грубой силой, а благоприобретенные в результате переговоров, нарушалось не только рядом, а просто сплошь, беззастенчиво и нагло, словно как-нибудь там Женевская конвенция. Гена навещал деда с грехом пополам и через пень-колоду, что, несомненно, отразилось на его моральном облике и духовном росте. В итоге, его характер, сформировавшийся в атмосфере наплевательства и эгоизма, получился, выражаясь языком зубного техника, «не ай-яй-яй».
Честно говоря, социальную ячейку Тетельбоймов уже трудно было назвать семьёй, каждый в ней существовал сам по себе, по своим законам, нормам и правилам. Удобство — вот, что пока удерживало вместе родителей Гены. Пока — кратковременное и непрочное слово. А что прочно в этом мире и что долговременно? И если на столь простые вопросы не существует вразумительного ответа, насколько осторожно и трепетно следует оценивать человеческую личность.
Следуя советам великих предшественников, не стоит объявлять характер дурным лишь на том основании, что он не безукоризненно хорош. Если кому и доводилось встречать в собственной жизни или услышать от друзей и знакомых о существовании совершенных характеров — пусть немедленно сообщит автору. Принесший это объявление вместе с конкретными данными искомого образца получит солидное денежное вознаграждение. Кроме того, в качестве епитимьи за недооценку человечества, я обязуюсь немедленно переписать весь прилагаемый ниже и выше текст, от начала и до самого конца.
Пока же искомый образец не окажется под нашим писательским микроскопом, представляется мне, по совету всё тех же великих предшественников, что слабости и пороки людей, в которых заключено, вместе с тем, и много положительных черт, сильнее бросаются в глаза по контрасту с хорошими качествами, осеняющими их уродливостью. И когда видим мы гибельные последствия указанных пороков для лиц, нам полюбившимся, то научаемся не только избегать их, в своих интересах, но и ненавидеть за зло, уже причиненное ими тем, кого мы любим.
Уф! Говорят, что величие предшественников в том и состоит, что их можно цитировать без кавычек. Не по причине величия, а только на том простом основании, что никого из современных деловых людей ни за какие коврижки не заставишь изучать великое наследие, а уж тем более, ловить за руку неосторожных плагиаторов. Чем они и пользуются.
Гена, Гена… Не подтыкала край твоего одеяла заботливая рука матери, не строили для тебя сукку суровые руки отца. Запахи медового пряника и печёных яблок не стали для тебя запахами детства. Какие дали, кроме соседских крыш, уставленных водяными баками, открылись тебе с высоты родительского пентхауза, что, кроме холодной пустоты, ты находил под подушкой в новогоднюю ночь? Кто же посмеет осудить тебя, дитя педикюрши, кто упрекнёт в отсутствии тонкости и чистоты, о сын фальшивого зубного техника?!