Любовь на полях гнева
Шрифт:
Это рассердило было меня, но произошло нечто, заставившее забыть гнев. Кто-то сзади окликнул меня по имени. Оглянувшись, я увидел Гонто, спешившего за мной, насколько ему позволяла его хромота. По обыкновению, он опирался одной рукой на лакея, а в другой держал палку и табакерку.
– Вот уже несколько месяцев я не испытывал такого удовольствия, как от встречи с вами, – начал он с подкупающей сердечностью. – Вы превзошли всех нас, господин виконт. Вы хорошо проучили их, а знаете текст: «На небесах больше радости об одном раскаявшемся грешнике, чем…» Ха-ха-ха! Теперь мы опять с вами вместе.
– Позвольте, барон, – промолвил я в величайшем изумлении. – Я вас совершенно не понимаю!
– Не понимаете? А, вы думали, что мы не узнаем этого так скоро? – проговорил он, со значительным видом покачивая головой. – Мы хорошо осведомлены. Кампания началась, и не следует пренебрегать нашим информационным бюро. Этот мошенник Дюри все выболтал. Я слышал, вы прочли ему превосходную нотацию! Комитет! Скажите, что выдумали, негодяи! Если б вы присоединились к ним…
Он вдруг остановился. Какой-то человек, переходивший улицу, толкнул его. Старик, памятуя недавние события, вышел из себя и замахнулся на прохожего. Тот трусливо убежал.
Но барону было нелегко успокоиться.
– Бродяга! – кричал он вслед убежавшему дрожащим от гнева голосом. – Опять хотели сбить меня с ног. Погодите, мы поставим вас на место! Когда я был молод…
– Вы уверены в том, что нам удастся сдержать их? – спросил я Гонто, чтобы отвлечь его от этого инцидента, ибо около нас уже собралось несколько человек, бросавших злобные взгляды.
Старый барон все еще не мог овладеть собой.
– Вы увидите! – кричал он. – Вот, наконец, мы и у цели. Видите, на балконе сидит маркиза де Сент-Алэ со своими телохранителями? – добавил он, посылая воздушный поцелуй. – Поднимайтесь наверх, вы узнаете, что вас ждет, а я счастлив, что привел вас сюда.
Все происходящее казалось мне просто сном. Две недели назад меня с насмешками выгнали из этого дома, а теперь мне приветливо махали платками с балкона. На лестнице, где толпилось множество слуг и лакеев, меня встретили громом аплодисментов.
Всюду мне любезно предлагались табакерки, а блестящие взгляды из-за вееров по блеску могли равняться с зеркалами. В дверях меня встретил Луи. Навстречу мне вышла маркиза, словом, получился какой-то триумф, совершенно мне непонятный. Впоследствии я узнал, что отпор, данный мною Дюри по поводу комитета, был преувеличен чуть ли не в сотню раз. Люди. более благоразумные и рассудительные приветствовали в моем лице роялистскую реакцию [24] , которой все ждали с первых же дней возникновения беспорядков.
24
Роялисты – приверженцы королевской власти.
Для того, чтобы заявить об истинной цели своего посещения, для того, чтобы объяснить, что хотя предложение депутации и было мной отвергнуто, я вовсе не собираюсь действовать, против нее – для всего этого требовалось такое мужество, каким я похвастаться не мог.
Обстоятельства, вызвавшие появление у меня депутации Дюри, намеки Бютона, наконец насилия, произведенные парижской толпой, – все это оказало на меня сильное впечатление, которое никак нельзя было назвать благоприятным. Подобно тысячам других людей, с нетерпением ожидавших реформ, я отступал перед ними, начиная понимать, к чему они могут привести. Въезжая в Кагор, я всего менее рассчитывал присоединиться к партии де Сент-Алэ. Но объясняться с ним теперь я счел невозможным.
Будучи молодым, опьяненным лестью, я стал игрушкой обстоятельств – слабый в том, в чем нужно было быть твердым, и упрямый там, где надо было уступить. К тому же мадемуазель Дениза не выходила у меня из головы.
– Немало случилось с тех пор, как я видела вас в последний раз, господин виконт, – с достоинством начала маркиза. – Извините меня. Слово женщины и меч мужчины не наносят оскорбления.
Я поклонился, краснея от удовольствия. И немудрено: после двухнедельного одиночества я вновь обретал огромное влияние среди этих людей, говоривших сдержанно и серьезно со мной.
– Король, – продолжала маркиза, всегда ставившая короля на первое место, – через неделю или две примет нужные меры. До сих пор он получал неверные сведения. Теперь этому будет положен конец. А пока мы должны вооружить наших слуг, подавить беспорядки и оказать сопротивление грабителям.
– А что делать с комитетом?
Она улыбнулась и по-дружески коснулась моего плеча выхоленными пальцами:
– Мы обойдемся с ним так же, как обошлись вы.
Вокруг нас шумела толпа красивых и нарядных мужчин и женщин. Но под этой блестящей внешностью скрывалась дряхлость и духовная пустота, порочность и равнодушие. Пудренные парики, мушки, шелк и бархат придавали старому, отжившему свое, режиму вид силы и достоинства. Хотя военных здесь было немного, но шпагу носили все и все умели действовать ею. Увы, не все понимали, что страшное на дуэли оружие не годится против толпы, вооруженной камнями и дубинами. Им казалось, что для восстановления в провинции порядка достаточно будет каких-нибудь трехсот всадников.
Отбросив всякие мечты о реформах, я тоже стал думать, что сохранение порядка – это единственное, что требуется в данный момент. Говорить о мадемуазель было как-то неловко в такую минуту: я предчувствовал, что буду осмеян за мои опасения и молчал.
Дав обещание приехать сюда завтра, я собирался уже уходить.
Двинувшись к выходу, я столкнулся с Луи. Тут только я спросил его, уверен ли он, что его сестра в Сент-Алэ находится в безопасности.
– Какое же в этом может быть сомнение? – в свою очередь спросил он, кладя мне руку на плечо.
– Волнения замечаются не только в городе, – осторожно намекнул я.
В ответ Луи пожал плечами.
– Вы придаете этому слишком большое значение, – отвечал он. – Поверьте, раз мы будем действовать все вместе, беспорядки прекратятся сами собой.
Этот разговор происходил накануне 4 августа, накануне того самого дня, когда в Париже Национальное собрание в ночном заседании уничтожило все привилегии, феодальные права, десятину [25] и налог на соль.
25
Церковная десятина – десятая часть дохода, которую церковь брала с населения, в основном с крестьян.