Любовь на полях гнева
Шрифт:
Заметив мое смущение, она веселым и притворным тоном, только увеличивавшим жуткость обстановки, не преминула упрекнуть меня за прошлое.
– Очень рада вас видеть, виконт. Приятно убедиться, что у вас есть скромность. Впрочем, мы на вас не сердимся. Лучше поздно раскаяться, чем никогда. Где мой веер, Дениза? Дитя мое, дай мне мой веер!
Каким-то надорванным движением Дениза поднялась со своего стула подле кровати. Мы, впрочем, все были надорваны до последнего нерва.
Положение спасла мадам Катино. Она быстро достала со стола веер, положила руку на плечо Денизы и заставила ее снова опуститься на свое место.
– Благодарю вас, – проговорила мадам де Сент-Алэ, обмахиваясь веером и улыбаясь на обе стороны, как это, бывало, она делала в своем салоне. – А теперь, господин виконт, – продолжала она с прежней насмешливостью, – может быть, вы соблаговолите сознаться, что я была пророком?
Я пробормотал сам не знаю что: эта сцена с улыбающейся маркизой и нахмуренными лицами других присутствовавших, старавшихся не смотреть друг на друга, произвела на меня ужасное впечатление.
– Я никогда не сомневалась, что рано или поздно вы присоединитесь к нам, – снисходительно продолжала она. – Если бы я была жестока, я могла бы сказать вам многое. Но, так как вы вернулись к исполнению вашего долга, не будем вспоминать старое. Его величество так добр, что… Но где же все остальные? Не можем же мы продолжать наш разговор без них.
Она обвела комнату привычным повелительным взглядом.
– Где же господин Гонто? – спросила она Луи. – Разве господин Гонто еще не приехал? Он обещал быть свидетелем при обручении…
Луи, стоявший с отцом Бенедиктом и доктором у одного из закрытых ставнями окон, сдавленным голосом отвечал, что он еще не приехал.
Маркиза, видимо, заметила что-то особенное в его тоне, так как принялась беспокойно смотреть то на одного, то на другого.
– Надеюсь, с ним ничего не случилось? – спросила она, чаще взмахивая веером.
– О, нет, нет, – поспешно ответил Луи, стараясь успокоить ее. – Он должен вот-вот приехать.
Но озабоченное выражение не сходило с лица маркизы.
– А где Виктор? Он тоже еще не пришел? Луи, ты уверен, что с ним ничего не случилось?
– Вы скоро увидите его сами, – отвечал он, едва сдерживая рыдания, и отвернулся, чтобы скрыть отчаяние.
Взгляд маркизы вновь упал на меня, и вдруг ее лицо просветлело, тень беспокойства сошла с него, подобно тому, как тень облака быстро сбегает в солнечное апрельское утро. Она опять взялась за свой веер и заговорила:
– Последнюю ночь я видела чрезвычайно странный сон. Или это было, когда я была больна, Дениза? Впрочем, все равно. Мне мерещились всякие ужасы, например, будто бы наш дом в Сент-Алэ сгорел. Сгорел и дом в Кагоре, и тот, в котором мы нашли прибежище в Монтобане. Мне снилось, что господин Гонто убит, а вся чернь поднялась с оружием в руках. Как будто, – продолжала она со смехом, который должна была сдержать от боли, – как будто король мог позволить что-нибудь подобное, как будто подобные вещи вообще возможны! А потом мне приснилась еще большая нелепость – про церковь…
Нахмурив брови, она сделала паузу.
– Дальше я забыла! Все забыла! И проснулась в самый ужасный момент! Мне снилось, будто иметь пару красных каблуков, значило приобрести себе диплом на смерть, будто бы пудра и мушки осуждали вас на казнь!
Она смолкла. Веер выпал у нее из рук, и она беспокойно озиралась вокруг.
– Мне кажется, – простонала она, – что мне все еще нехорошо.
По ее лицу видно было, как жестоко она страдает.
– Луи, – вдруг позвала она, – где нотариус? Он должен прочесть брачный контракт. Виктор и господин Гонто, конечно, сейчас явятся. Где же нотариус?
Мы тщательно играли свои роли, но жалость к этой старухе лишила всех последних сил. Дениза старалась скрыть свое лицо, но ее дрожь передавалась даже стулу, на котором она сидела. Луи также отвернулся, вздрагивая от рыданий. Я застыл в ногах кровати.
Выступил вперед врач – худощавый молодой человек со смуглым лицом.
– Бумаги в соседней комнате, – серьезно сказал он.
– Но ведь вы не нотариус Петтифер? – спросила маркиза.
– Нет, сударыня. Он так болен, что не может выходить из дома.
– Он не имеет права так болеть, – сурово заметила умирающая. – Петтифер болен, а, между тем, нужно подписать брачный договор мадемуазель де Сент-Алэ! Но бумаги с вами?
– В соседней комнате.
– Принесите их сюда! Скорее! – проговорила она, опять беспокойно переводя взгляд с лица на лицо, потом заворочалась и застонала.
– Где Виктор? Почему он не идет? – с нетерпением спрашивала она.
– Кажется, я слышу его шаги, – вдруг сказал Луи.
Впервые он заговорил добровольно, и мне почудилась какая-то новая интонация в его голосе.
– Я сейчас посмотрю, – сказал он и, двинувшись в гостиную, сделал мне знак следовать за ним.
В полутемном салоне мы застали доктора, судорожно что-то везде искавшего.
– Нельзя ли найти бумаги? – нетерпеливо сказал он, когда мы вошли. – Пожалуйста, какой-нибудь бумаги!
– Довольно! – хрипло произнес Луи. – Довольно этой комедии! Я более не хочу этого.
– Что такое?
– Я не хочу этого больше! – повторил Луи, еле сдерживая душившие его рыдания. – Скажите ей всю правду.
– Но она не поверит этому.
– Во всяком случае, тогда будет лучше, чем теперь.
– Вы думаете? – спросил врач, искоса глядя на Луи.
– Убежден.
– В таком случае, я не берусь этого сделать, – серьезно промолвил доктор. – Я слагаю с себя всякую ответственность. Да вы и сами не сделаете этого, зная, что это повлечет за собой.