Любовь на Рейне
Шрифт:
— И он столь же многосложно заявил вам, что руководствуется десятилетним контрактом, который не вправе расторгнуть?
— Столь многосложно… — Внезапно Вирджиния вспомнила ту небольшую паузу, которая предшествовала ответу Ингрэма на ее вопрос. — Он сказал, что герр Раус заключил с ним контракт на десять лет. Разве это не означает, что и он сам также связан данным контрактом?
Судя по улыбке адвоката, до него наконец дошла суть дела.
— В данном конкретном случае, фрейлейн, нет, не означает. В этом, можно сказать, заключалась одна из сторон дальновидности вашего покойного жениха, которую он проявлял по отношению к тем людям,
— Ясно. Ну что ж, значит, я неправильно его поняла.
— Полагаю, что так, фрейлейн.
— Но если бы он собирался уйти, то наверняка дал бы мне об этом знать, верно?
— Ну конечно же. Именно поэтому — хотя я и уверен в том, что у него нет ни малейшего намерения уходить, — меня и заинтересовало, был ли между вами какой-то разговор на эту тему.
— Только в пределах того, о чем я только что вам сказала, и что я, судя по всему, истолковала совершенно неверно.
Вирджиния шла к станций, где намеревалась сесть на поезд. По пути в ее сознании сформировалась твердая уверенность в том, что по какой-то причине Ингрэм Эш намеренно позволил ей подумать, что они оба связаны условиями одного и того же контракта.
Но почему?
Ей не хотелось думать, что свобода Ингрэма в любой момент покинуть ее являлась своего рода оружием, которое он припасал на всякий случай — например, если когда-нибудь в будущем напряженность их весьма непростых отношений достигнет своего предела. С другой стороны, едва ли она могла надеяться — и могла ли вообще? — на то, что он с подлинным восторгом отнесся к перспективе «в одной упряжке» с ней работать следующие пять лет и что реальная возможность уйти гораздо раньше не оказывала на него никакого воздействия. Нет, с учетом нынешнего состояния их взаимоотношений самое большее, на что она могла рассчитывать, так это лишь на его собственное терпеливое согласие работать с ней и на нее, а потому ему и требовалось иметь про запас такую свободу.
Но в таком случае почему же он умолчал о том, что действительно располагает ею? Судя по всему, решила Вирджиния, загадка эта будет существовать вплоть до тех пор, пока она сама не попросит раскрыть ее. Про себя она уже решила, что сделает это при очередной встрече… то есть не далее как сегодня же вечером.
Однако к тому моменту, когда она решила наконец лечь в постель, — а произошло это довольно поздно, — Ингрэм все еще не вернулся. Возможно, непредсказуемая Ирма Мей снова не вылетела из Гамбурга, или она все же прилетела и в настоящий момент находится в обществе Лизель и Ингрэма Эша.
Самой Вирджинии до всего этого не было дела — ровным счетом никакого. И все же в ее сновидениях то и дело вспыхивала одна и та же его случайно брошенная, в сущности, совершенно бессвязная фраза: «…Одна сестра, и к тому же далеко не уродина…» Ирма Мей.
Глава 3
Возможность задать свой вопрос представилась Вирджинии уже на следующее утро. Как сообщил ей Ингрэм Эш, самолет Ирмы Мей, вылет которого был задержан из-за неполадок в двигателе, прилетел настолько поздно, что к тому времени, когда они приехали в «Драхенхоф», ему показалось уместнее принять предложение Лизель отужинать с ними, а не беспокоить Ханнхен своим запоздалым прибытием.
— Вы повидались с Карлом и, надеюсь, благополучно добрались назад? — поинтересовался он у Вирджинии.
— Да. — Раздражение вчерашнего вечера, проведенного в ожидании возвращения Ингрэма, поначалу готово было прорваться прямым обвинением его во лжи, однако к утру верх взяла более разумная тактика, а потому она лишь спросила, причем гораздо более сдержанным тоном: — Скажите, когда мы беседовали с вами на тему контрактов, почему вы намеренно дали мне понять, что ваш договор со мной носит такой же жесткий и долгосрочный характер, как и мой контракт с вами? Ведь на самом деле это не так, верно?
Он прямо и открыто посмотрел на нее.
— Не так. А кто вам об этом сказал?
— Герр Брундт, разумеется.
Ингрэм позволил себе криво усмехнуться.
— Что ж, поделом мне — не надо было позволять вам первой обращаться к нему!
— Первой? — уставилась на него Вирджиния. — Но вы ведь и сами прекрасно понимаете, что рано или поздно все это неминуемо вскрылось бы!
— Не обязательно, если бы мне хватило ума попросить Карла по своей инициативе не поднимать данный вопрос. Разумеется, если бы вы прямо спросили его об этом, то он, как адвокат, был бы вынужден сказать вам правду.
— То есть вы что, пошли бы на организацию заговора с целью сокрытия этого факта от меня? Но зачем? Я не понимаю!..
— И до тех пор, пока не поняли бы, вас этот вопрос продолжал бы волновать?
— Ну конечно. Вам-то какая корысть изображать дело так, будто в юридическом смысле мы поддерживаем друг с другом полностью равноправные отношения, тогда как на самом деле это не так? Ради Бога, скажите, что это вам дает? — озадаченно повторила Вирджиния.
Он покачал головой с таким видом, словно отчаялся уже что-либо ей растолковать.
— Судя по всему, вы не склонны доверять даже своей собственной тени, не так ли? Ну что ж, отныне, как мне представляется, вы уже можете начинать это делать. Так вот, в своей основе вся эта затея и не должна была принести мне какую-то личную выгоду. Более того, если бы она сработала, то тем самым оказала бы конкретную пользу в первую очередь вам самой. Идея же заключалась: в том, чтобы дать вам понять, будто мы с вами располагаем друг перед другом равными правами. Иными словами, что в течение ближайших пяти лет я привязан к вам в такой же степени, как и вы ко мне.
Вирджиния нахмурилась, обдумывая услышанное.
— Вы хотите сказать, что, по вашему мнению, я бы чувствовала себя неспокойно, если бы знала, что вы располагаете некоторым преимуществом передо мной, обладая правом в конце каждого года покинуть «Вайнберг» — даже за одну-две недели до истечения этого срока, — тогда как я не вправе аналогичным способом расстаться с вами?
— Ну, что-то в этом роде. Возможно, вам подобный ход мыслей покажется несколько запутанным, однако мне самому казалось, что таким образом я избавлю вас по крайней мере от одной головной боли из-за моей возможности внезапно заявить об уходе и покинуть вас.