Любовь на руинах
Шрифт:
…Как во сне осматривала мальчишку, пришедшего в себя и даже вполне связно разговаривающего. Видела и отмечала радость Ярослава. Слушала его вопросы и отвечала на них. Объясняла, как и что делать Пашке без меня. Но думала о своем. Охренеть, ты вляпалась, Зоечка! Поедешь в путешествие по руинам нашей страны в компании Валерки-насильника, весельчака-Медведя и красавчика-Яра, который действует на тебя, словно валерьянка на кошку! Будет весело!
Потом, оставив их наедине — попрощаться-то нужно, чуть ли не бегом направилась в свою комнату. Стянув одежду, быстро обмылась в маленьком эмалированном тазике заранее подготовленной водой, оделась в штаны пошире,
— Нет, ну что за несправедливость-то такая? — Димон возмущался, брезгливо посматривая в сторону усевшегося рядом с ним Странника. — Что у вас другого проводника нету? Ты один на все случаи жизни?
— Я — сам по себе. Вольный человек. Слепой попросил проводить вас, я веду, — буркнул ему в ответ нахмуренный и злой, одетый в какой-то странный черный наряд из ткани, напоминающей брезент, мужик.
У меня он, Странник этот, как и у Десантника, вызывал отвращение и не только из-за своего поступка — насилие над женщиной в наше время вещь неудивительная. Многие из тех, кого я знаю, с кем сталкивала жизнь за эти годы, творили кое-что и пострашнее — люди стремительно деградировали. Но и какая-то замызганность, отталкивающая внешность, злой, с оттенком некоего превосходства, взгляд, внушали неприятие к нему, отталкивали где-то на подсознательном уровне.
— Ох, и натерпимся мы с тобой! Таким как ты доверять нельзя совсем!
Димон сказал, а я подумал, что в точку Десантник попал!
Любопытный, всем на свете интересующийся, Степка немедленно влез в разговор:
— Дядь Дим, а что такое случилось?
— Да так, ничего… Потом, когда-нибудь на досуге расскажу.
Второй час в пути. Пока дорога была мне знакомой, поэтому я уверенно объезжал опасные участки пути. Но мужики все равно внимательно вглядывались каждый в свою сторону. А Рыжая, сидевшая сзади между спящим Давидом и Степкой, откинулась на сиденье, и, кажется, тоже спала.
Слепой приказал своим заправить под завязку бак, а еще выдать патронов к нашему оружию, что тоже лишним не было.
В пригороде неподалеку от старой, можно даже сказать, бывшей, свалки бродили одетые в лохмотья уродливого вида люди. Их мне уже приходилось видеть — это больные, заразные чаще всего, покрытые разными коростами, язвами, болячками. При нашем уровне медицинской помощи — практически нулевом, появление огромного количества таких несчастных было совсем не удивительным.
У многих, в группах подобных нашей, не было даже такого медика, как Петрович, что уж говорить о настоящем враче. Поэтому чаще всего, заболевших чем-нибудь страшным, просто выгоняли на улицу, чтобы остальные не заразились. И эти несчастные были вынуждены вот так скитаться в поисках пищи. До зимы. Зимой выжить не в группе, по-одиночке, было практически невозможно… Они умирали, а весной появлялись новые отверженные.
По одну сторону огромной мусорки жили люди, а по другую — стая собак. Дикие, озлобленные, но не совсем отощавщие, собаки-людоеды, даже в машине чувствовали возможную добычу. Увязались следом, пришлось увеличить скорость. Но дорога-то — кочки да ямы, сильно не разгонишься! Скоро свора стала догонять. Конечно, вытащить нас из салона зверюги не смогут, но вдруг сломается что-нибудь?
Когда один из псов, похожий на гончака, с оскаленной пастью и вываленным от бешеной скорости языком, оказался совсем близко слева от машины, Степка, мало еще видевший на своем веку, за пределы города не выезжавший, труханул неплохо. Он крутил головой, пытаясь рассмотреть что твориться по обе стороны от нас на дороге. Колесо попало в яму, машина вильнула в сторону, собачье тело ударилось в дверцу, раздался дикий визг, машину тряхнуло еще раз, видимо, псина угодила под колесо. Свора отстала.
В зеркало заднего вида было хорошо видно, как быстро растерзав на части, псы начали пожирать своего соплеменника, при этом сражаясь за лучшие куски. Да-а, если друзья человека так одичали за десять лет, то что в лесах твориться? Тем более, что отстрел диких животных никто не ведет. Рискнул спросить у Странника:
— Как же ты пешком-то ходишь здесь?
Он пожал плечами и ухмыльнулся:
— Это еще цветочки. Дороги знать надо.
— И что, до Москвы доходил?
— Было дело… И до Москвы… и не только. Я умею быть незаметным.
Степка с интересом смотрел на него:
— А интересные истории когда-нибудь случались?
Странник покосился на меня и сказал:
— В другой раз расскажу.
Старался сосредоточиться на дороге и думать, думать, просчитывать все возможные опасности. Но вскоре начало отвлекать спектакль, разыгрывающийся на заднем сиденье. Ловелас выспался и начал бодро и настойчиво делать то, что умел лучше всего — клеить Рыжую.
Димон рассказывал Степке какую-то историю из своей молодости. Но я этого практически не слышал. Зато замечательно слышал разговор сзади.
Давид:
— Блядь, я все еще сплю? Или умер и попал в рай? Ты откуда, милая девушка?
Рыжая:
— Отвали, прошу тебя!
Но Давиду такие ответы нравились больше, чем обычное восхищение женского пола, которым он был избалован сверх всякой меры. Он осклабился белозубой улыбкой, которая даже мне в зеркало заднего вида показалась вызывающе радостной.
— О, как же я рад, что командир решил взять с собой именно меня! Ты тоже не пожалеешь, солнце! Точно! Именно так тебя и бзуду звать!
— Что-то сегодня мне "везет" исключительно на самовлюбленных озабоченных идиотов!
— Не боишься так выражаться, девочка? Я все-таки мужчина и могу тебя запросто отшлепать!
Угрожал, вроде бы, да только говорил ласково и с улыбкой — запал на нее, сволочь!
Рыжая:
— Вы мужики только и умеете, что физической силой доказывать свое превосходство и получать желаемое. А нормально, по-человечески, вести себя можете?
Давид:
— Можем. Только не тогда, когда наше бедро вплотную к вашему… бедру прижато…. Вот как сейчас мы с тобой. Так, я вообще ни о чем нормальном думать не могу.
Рыжая:
— Вот поэтому я ненавижу мужиков.
Давид:
— А я просто обожаю баб!
Слушал! Запрещал себе. Но слушал треп своего бойца и выходил из себя. Что ж правда такие они озабоченные? Чего они к ней пристают так настойчиво? Что других женщин нет? Ну, допустим, Странник к ней не равнодушен, кто его знает, какие там у них отношения были раньше. Но Давид? Ему что баб мало? Наших половину точно перепробовал! Хотя, чему удивляться — такова его реакция на любую.
Давид то замолкал, то начинал свое наступление на девчонку снова. Димон осторожно расспрашивал Странника. Я рулил, глядя по сторонам.