Любовь на руинах
Шрифт:
Протрезвел, очнулся, с ужасом понимая, что руки мои уже на ее ягодицах, что плотно прижимают их к болезненно напрягшимуся члену.
— Зоя, прости. Я не знаю, что на меня нашло.
Хотел отодвинуться, чтобы позволить ей сбежать, уйти. Знал, что именно она сейчас скажет. То, что я ничем не лучше подонка Странника, еще утром пытавшегося сделать с ней то же самое. Но она вместо того, чтобы бежать в дом, придвинулась ко мне снова. Так же, как я несколько минут назад, ладошками обвила мое лицо и поцеловала… сама!
Тонкие длинные холодные пальчики нежно поглаживали лицо, так ласково, так близко… как
Я потом подумаю о том, что поступаю плохо. О том, что неправильно, нельзя, недостойно… Я потом попрошу ее простить и забыть. А сейчас…
— Сумасшествие какое-то… безумие… Слава… у меня голова кружится, — шепчет куда-то в шею и по голосу слышно — улыбается. — Ещё хочу…
Не могу отказать. Целую шею, целую мочку ушка — нежную сладкую кожу. Стаскиваю уродливую шапку, скрывающую ее солнечные волосы. Вдыхаю их запах и чувствую в точности то же самое, что только что озвучила она…
И только неприятная отрезвляющая мысль о том, что прошлой ночью она скорее всего точно также как со мной сейчас, целовалась со Слепым, приводит меня наконец-то в чувство. Выдыхаю через сжатые зубы, отстраняюсь и со странным удовольствием вижу, как она тянется следом. С огромным трудом удерживаю себя от того, чтобы не шагнуть к ней снова. Что за наваждение? Это. Чужая. Женщина. Ничем не лучше Наташки — она готова спать с каждым, кто что-либо может ей дать!
Хотя, ведь, говорит она совсем обратное. И ведет себя так… независимо, именно так, как считает нужным. Женщины, подобные Наталье, предпочитают соглашаться и подчиняться мужчине. И разве ее вина в том, что злость на поступки и слова, ярость из-за ее непослушания заставили меня буквально накинуться на Рыжую, как голодного зверя на желанную добычу?
Как бы в подтверждение моих мыслей, где-то совсем рядом, за воротами раздался пронзительный вой, а за моей спиной голос Ивана:
— Вы бы шли в дом. Ночью здесь опасно. А с машиной ничего не случится — у нас, как темнеет, так все воры в норы забиваются.
Рыжая обошла меня и спросила хозяина:
— А это у вас баня, да? И вода там есть?
— Баня. Топил сегодня. Думал, зуб свой прогреть, чтобы болеть перестал. Только остыла она уже. А вода… ну есть, конечно. В баке.
Она нерешительно обернулась на меня, но все же сказала:
— А можно мне… можно я воспользуюсь?
— Доктор, для тебя — что угодно! Я сейчас растоплю — немного прогрею. Только ты уж по-быстрому — я ночью и во двор стараюсь не высовываться.
Иван шагнул в баню, представлявшую из себя небольшой бревенчатый домик. Она, не раздумывая — за ним следом. А я, тяжело вздохнув, остался стоять у входа в помещение, сжав в руках автомат и вслушиваясь в непривычные звуки ночного леса.
Стоял и думал о том, что совсем немного знаю женщин, да и людей вообще, которые вот так, как она, своими способностями и знаниями, могли бы вызвать уважение
А еще в голове вновь и вновь вспыхивали разноцветными искрами ее слова, те самые, о чувствах… И это ее ласковое — "Слава" как мальчишку пробирало до дрожи. И когда, спустя полчаса, хозяин нерешительно выскользнул на крыльцо, боялся — было заметно, я, указав ему на дом, остался стоять. Даже в мыслях не мог бросить ее здесь одну.
15. Рыжая
Я помню те книжки — маленькие, с яркими обложками, на которых был непременно изображён красавец-мужчина с обнаженным торсом и девушка с развевающимися на ветру волосами. Мама любила их читать. И я… в тайне от неё. Читала и верила, что существует ТАКАЯ любовь! Чтобы от каждого прикосновения — удар тока, чтобы целовать — и забывать свое имя и обо всем, что окружает!
Тридцать один год в моей жизни не было ничего и близко похожего на эти глупые сказки… Восемь последних лет я ненавидела мужчин, и ни один из них по моей воле не касался меня.
Жила без мужика. И была этому рада. Не мечтала, не ждала. Хотя нет, вру, конечно, самой себе вру. При всей нашей примитивной, приземленной жизни, при всей низменности желаний современных людей, при всем при этом, где-то в глубине души я мечтала. О чем? Об искренних, честных, сильных чувствах? Мало верилось в них, особенно на фоне окружающей действительности. Просто хотелось быть не одной. Хотелось быть ЗА чьей-то сильной спиной. Хотелось, совсем немножко… чтобы было к кому прижаться ночью и не ждать предательства и боли.
Только Ярослав… он не укладывался в круг моих представлений о современных мужчинах. Я мало его знала, но благородство и великодушие… их видно сразу. И сила. Маленькая девочка, еще живая, еще существующая, хоть и невидимая глазу, спрятавшаяся внутри меня, шептала тоненьким голоском: "И красота!!!" И как бы я не возражала ей, что это, как раз-таки неважно, понимала, что имеет значение, и важно, и нравится… очень нравится. Всё в нем: от высокого роста и размаха широких плеч, до красивых карих глаз с черными ресницами. И брови, и волосы… и пусть дреды… они в его случае совсем не признак нечистоплотности.
И плевать на все… даже на мои собственные прежние размышления и чувства. Просто я — живая! Просто я чувствовала! Просто я до безумия, до восторга хотела трогать, целовать этого мужчину. Только его. Вот такого — который одновременно грубый и заботливый, чужой и близкий, непривычный и нужный…
Села в бане на деревянную скамью и невидящим взглядом уставилась в угол маленького совершенно тёмного помещения, в котором хозяин непонятным мне образом как-то умудрялся ориентироваться. А потом смотрела на огонь в печке-буржуйке, слушала и не слышала то, что рассказывает мне старик. Я еще переживала этот поцелуй, я все еще обнимала Славу… И поняла, что меня о чем-то спрашивают только тогда, когда Иван остановился рядом.