Любовь начинается с постели
Шрифт:
— Катерина, — строго начал он, — ты чего мне тут удумала? К чему эти вот заявления, говори давай, и чтоб без уверток мне!
— Леонид Дмитриевич, я уже все решила, не могли бы вы просто подписать? — мне наконец-то стало настолько плевать на эту работу, что я даже перестала трястись при виде этого авторитарного руководителя. Моя жизнь, мое благополучие больше не зависели от его решений.
— Ты мне причину назови, — не слушал он, настаивая на своем.
— Устала от инвестиций, хочу уйти в другую сферу.
— Разнообразия, значит, захотелось.
Когда задавал свой вопрос, он уставился на меня в оба глаза, явно не намереваясь упускать правду. Несмотря на пристальное наблюдение, я все равно солгала. Не могла же я ему сказать, что мне и прежде не нравились инвестиции, просто я готова была искренне любить все то, к чему причастен Влад.
— Леонид Дмитриевич, на самом деле я давно задумывалась, но не хватало смелости так круто изменить род деятельности. Этот ритм не для меня больше, я хочу видеть жизнь, а я вижу все, кроме нее.
— В чем же дело? Возьми отпуск, выдохни, посмотри свою эту жизнь и возвращайся.
Я усмехнулась. Этот властный директор сейчас серьезно думает, что такие слова могут уговорить меня остаться? Он точно не помогает мне уволиться без сожалений?
— Слушай, не может же это быть из-за того случая с переговорами СтройАльянса и ИнвестКапитала? — озвучил он свою догадку как какую-то нелепую версию он. Леониду Дмитриевичу было бы проще считать эту ситуацию трагедией, если бы он на ней потерял несколько миллионов, ну а так, это была просто нестоящая внимания чья-та паранойя. — Или может?
— Нет, этот случай не стал решающим, но он помог мне понять некоторые вещи, например, тот факт, что я жертвую всем своим настоящим непонятно для чего.
— Катерина, ошибки случаются. Но в твоем случае это ошибка чужая, а наказываешь меня ты. Зореслав мне все доходчиво объяснил. Дословно: он сказал, что ты первоклассный профессионал, который никогда не совершит такой банальной ошибки. Он уверил меня в том, что виновник произошедшего его подчиненный, и теперь ситуация разрешилась. Более того, Радич даже компенсацию мне предложил. Разве Влад тебе ничего не сказал?
А Влад мне и правда ничего не сказал… Он хотел, чтобы я чувствовала себя так, как чувствовала. Мы с ним играли, оказывается, в одну игру, где наивная и несчастная дурочка считала, что она умнее всех, и благодаря ее слабости возлюбленный быстрее станет любовником, а возлюбленный только и ждал от нее слабости, чтобы рыбка сама заплыла в его сети.
— Это сейчас уже совершенно не важно, Леонид Дмитриевич. На мое решение теперь уже ничего не повлияет, потому что не это стало ему первопричиной.
— Мое слово такое. Подпишешь у Велесова, я тебя отпущу. Только вот я уверен, что не подпишешь.
Я забрала заявление с собой и с позволения покинула его кабинет. Это мы еще посмотрим, подпишу или нет.
* * *
Так началось мое дальнейшее самоуничтожение. Или как еще назвать то состояние, когда ты продолжаешь мучать себя чувствами к мужчине, привязанность которого не стоит даже… да ничего вообще его привязанность не стоит в этом
Я не переставала подыгрывать Владу, отвечая на его поцелуи, будто и не было того разговора между ним и Зореславом, свидетелем которого я стала. Только Небо знает, каких усилий мне стоила эта двухнедельная пытка. Смешило лишь одно: то, о чем прежде я не смела и мечтать, отныне стало невыносимо противным — внимание Велесова и его с каждым днем все больше наглеющие чувства. Получая даже незначительное поощрение, Влад продвигался дальше с большим напором.
Леонид Дмитриевич, как и обещал, ни словом не обмолвился и даже не намекнул Владу о моем уходе, потому что был убежден, что я сейчас всего лишь капризничаю, а как откапризничаю, так обязательно останусь, и Велесов будет гарантом сего события. Его теорию сгубило две вещи: во-первых, он был слишком самоуверенным боссом, считая, что с такой работы никто в здравом уме не уходит, а, во-вторых, генеральный не знал о том, что Велесов не козырь в данной ситуации вовсе — он ее главная неудача. Но я не собиралась заигрывать с какими бы то ни было выгодами для себя, в мои намерения не входило остаться здесь ни при каких обстоятельствах. А потому мне было выгодно любое заблуждение генерального, лишь бы он помалкивал лениво ползущие две недели моей отработки.
Во всей этой истории с увольнением было только одно, что не давало покоя моей совести. Радич видел мои заискивания перед Владом, и его реакция на это, пожалуй, единственное, что напоминало мне о моем отвращении к самой себе. Не способствовало моему самоуважению и его заметно изменившееся ко мне отношение. Прежде, до случая в кабинете Влада, мы вполне неплохо ладили. Я обрела отличного учителя, он — на редкость исполнительного помощника. И несмотря на некоторые странные обстоятельства, которые содержала летопись наших взаимоотношений, мы с Зореславом нашли общий язык, и общаться на нем было просто и комфортно.
Сначала совместная поездка в Екатеринбург, где нас сблизили не только рабочая обстановка и общие цели, но особенно та ночь, о которой, хвала Небу, Радич так ничего и не вспомнил. После нашему взаимопониманию способствовали другие проекты СтройАльянса, которые по указанию Зореслава поручались именно мне. Одно то, что Радич взял меня на встречу с высокомерной родней для решения личных вопросов с помощью убыточного вложения, говорило о некоем его ко мне доверии. Наверное, именно это поспособствовало нашему откровенному разговору, инициатором которого сам же Зореслав и стал.
— Катя, что ты делаешь? — недовольным тоном произнес он, когда мы остались одни после еженедельного собрания по проектам его компании.
Я обернулась и удивленно взглянула на Радича.
— Свожу для тебя данные по прибыли ИнвестКапитала за первое полугодие, — помахала бумагами я. — Разве не ты просил меня поскорее с этим разобраться?
Его взгляд был непривычно холоден. Так я поняла: речь будет не о работе, что, собственно, он и подтвердил мгновением позже:
— Я говорил не об этом.