Любовь навеки
Шрифт:
Обрадовавшись, что Грэм наконец-то пошел на уступки, Гай решил попытаться развить свой успех.
– Артур сказал, – продолжал он, – что не причастен к тому, что случилось со мной. И я ему верю. Он был тогда глупым щенком, и Девер использовал его как мальчика на побегушках. Вина лежит на нас, более старших: это мы позволили ублюдкам зайти слишком далеко.
– Говори за себя, – резко сказал Грэм и, хлестнув коня, ускакал далеко вперед, почти скрывшись в облаке пыли.
Пенелопа увидела, что Грэм догнал ее, и, проследив за его устремленным на нее взглядом, вспыхнула
– Мне нравятся леди, которые не боятся казаться женственными, – сказал Грэм, попридержав своего нетерпеливого жеребца.
Пенелопа не знала, что ему ответить. Она не умела флиртовать и отвечать на комплименты, и изумилась, услышав такие слова из уст своего мужа. Подобную фразу мог произнести скорее Чедуэлл, чем Грэм.
– Казаться женственной – это одно, а выставлять напоказ свои прелести – совсем другое, – сухо сказала она.
– Возможно, вы правы, – промолвил Грэм, и Пенелопа поймала на себе его восхищенный взгляд. – Я чувствовал бы себя намного спокойнее, если бы вы отправились на прогулку с Гамильтоном, закутавшись с головы до ног в бархат.
Услышав это от человека, который советовал ей как можно скорее завести себе любовника, Пенелопа едва не лишилась дара речи. Грэм, должно быть, заметил ее замешательство. Может быть, виконт начал пробуждаться от чар, которые наложила на него злая колдунья? Может быть, чудовища превращаются в прекрасных принцев не в одночасье, а постепенно?
Чтобы прийти в себя, Пенелопа прибегла к испытанному способу – юмору.
– В таком случае мне придется избегать cita общества все лето или страдать от невыносимой жары. Что вы посоветуете мне, милорд?
Грэм протянул руку и засунул шарфик подальше за верхний край ее лифа.
– Так как такому наглецу, как Гай, бесполезно запрещать переступать порог нашего дома, я оставляю выбор за вами, полагаясь на ваш здравый смысл.
– Вы слишком добры ко мне, – язвительным тоном парировала Пенелопа, но в ее сарказме не было ни недовольства, ни обиды.
Сдержав данное баронету обещание, Грэм на следующий же день привез Пенелопу к Риардонам. Увидев подругу, Долли с радостным криком бросилась обнимать ее. Ей хотелось увести Пенелопу в другую комнату и посекретничать с ней, но мать воспротивилась этому. Вместо этого леди Риардон проводила Тревельянов в сад, где собрались другие гости и члены семьи.
Грэм и лорд Риардон, старший брат Долли, разговорились на важную для них тему, касающуюся состояния моста, который связывал их имения. Чарлзу Деверу этот разговор показался слишком скучным, и он подошел к дамам. Гамильтон куда-то уехал, но Долли сказала, что он обещал скоро заглянуть к ним снова.
Пенелопа внимательно наблюдала за достопочтенным Чарлзом Девером. По ее мнению, он не был столь обаятелен, как Гай. Его выразительное запоминающееся лицо портила ядовитая усмешка Слушая его замечания, Пенелопа пришла к выводу, что Девер обладал цепким умом и практической сметкой, но был лишен чуткости и такта. Беседуя
Пенелопа старалась уклониться от разговоров о состоянии здоровья мужа и целях пребывания в Англии Чедуэлла, хотя Девер упорно расспрашивал ее об этом. Виконтесса не хотела казаться невежливой, но, с другой стороны, у нее не было свойственного Долли стремления производить на мужчин приятное впечатление, поэтому она попросила его обратиться со своими вопросами непосредственно к Грэму. Когда ее односложные ответы надоели Деверу, он переключил внимание на леди Риардон, и они заговорили об Артуре.
Как только разговор зашел о сыне леди Риардон, Грэм подошел к ним и встал рядом. В этот момент дворецкий доложил о прибытии сэра Гамильтона. Поздоровавшись с присутствующими, Персиваль осведомился о здоровье Артура.
Искоса взглянув на мужа, Пенелопа заметила, что он как будто ушел в себя. Может быть, он переутомился и у него разболелась нога? Взяв Грэма за руку, она переплела свои пальцы с его и посмотрела на мужа вопросительно. Грэм сжал руку жены, но даже не повернул головы в ее сторону.
Родные Артура рассказали о его безрассудной храбрости, о том, как он вступил в армию и служил там под чужим именем. Стараясь не смотреть на Грэма, Гай задавал наводящие вопросы, ответы на которые прекрасно знал. Девер не сводил глаз с Грэма, внимательно наблюдая за его реакцией.
Пенелопа поняла, что эти трое мужчин что-то скрывают. Их и, возможно, Артура связывала какая-то тайна. Пенелопа сомневалась в том, что ей удастся разговорить кого-либо из них и что-то узнать. Таинственность, постоянно окружавшая Грэма, пугала ее. Ей подчас казалось, что она стоит на краю пропасти. Почему муж ничего ей о себе не рассказывает?
В конце концов Риардоны предложили Грэму подняться в комнаты Артура и навестить его. Гай и Девер уже ходили проведать больного, и теперь очередь была за Тревельяном. Пенелопа ощутила, как напряглась рука мужа. Он так сильно стиснул ее пальцы, что чуть не сломал их, однако лицо его оставалось непроницаемым, на нем не отразилось ни гнева, ни душевного волнения. Виконт учтиво поклонился леди Риардон:
– Мне кажется, мой внешний вид не сможет утешить или ободрить раненого. Я зайду к нему позже, когда он окрепнет...
– Не будьте таким упрямцем, Тревельян. Ваш внешний вид может шокировать только тех, кто с вами не знаком. Нам же кажется, что вы почти не изменились. Что же касается Артура, то, держу пари, на войне он видел и не такое, – сказал сэр Генри Риардон, прямолинейность которого часто обескураживала окружающих.
Грэм сдался, хотя на его скулах заходили желваки. Извинившись, он направился вслед за Генри в дом. Разговор между тем продолжался.
– Артур боготворит Грэма, – прошептала Долли, обращаясь к Пенелопе.