Любовь навылет
Шрифт:
— Ну, нормально ты так взлетел… Респект… — Он включил радио и настроил нужную частоту: — Круг, добрый день, КА 221, взлёт произвёл.
— КА 221, Круг, набирайте эшелон 50, курс влево 180.
— Понял, 50, влево 180.
— Как у вас там? Всё в порядке? Мы видели, как вы взлетали. Охуеть, блядь!
— Всё нормально, продолжаем полёт в штатном режиме. Как мой сын?
— Его задержали, он не пострадал. Нине Петровне уже сообщили. Счастливого пути, ребята!
41. Это фиаско
Оленев повернулся в кресле и посмотрел
— Это тебя он хотел прикончить?
— Нет, не меня! Он даже не знал, что я в самолёте!
— А кого же тогда?
Адреналин бушевал в крови, внутри всё дрожало, а колени ходили ходуном.
— А вот как раз…
…тебя он хотел прикончить. За то, что ты украл у него любимую девушку. За то, что безжалостно разрушил его отношения. За то, что опять проявил запредельное, убийственное равнодушие к его драгоценным чувствам.
Но сказать этого Даша не могла, потому что всё это было ложью. Ничего из этого обвинительного списка Оленев не делал: не крал, не разрушал, не проявлял. Он вообще ничего не знал. Для него Эдик был сыном друзей, рыжим улыбчивым мальчишкой, младшим коллегой по работе. Он с уважением и терпением относился к проблемам Эдика и даже перевёл общение с его девушкой (бывшей, будущей или потенциальной — неважно) в русло дипломатически-доброжелательных служебных отношений. Ради Эдика Оленев отступил в тень. А также ради того, чтобы не наломать новых дров, когда старые ещё валялись на заднем дворе.
Из глаз заструились слёзы.
— Господи, Матвей, это я во всём виновата! Я одна! Я перед всеми виновата: перед тобой, перед Эдиком, перед Ниной Петровной, перед Ильёй Михайловичем, — истерически перечисляла Даша, — перед всеми этими людьми, которые сидят в салоне!
— Дашенька, ты не в церкви на исповеди, а мы не батюшки, — сказал Илья Михайлович. — Ты в кабине самолёта, тут люди работают. Матвей, проводи её в салон. И проверь пассажиров — боюсь, они немного напуганы. Скажи им, что полёт проходит нормально, поулыбайся девушкам. Я бы сам сходил, но я рыжий и усатый, а ты похож на Данилу Козловского из «Экипажа» — тебе скорее поверят.
Даже в такой ситуации Илья Михайлович шутил!
— А ты как? — негромко спросил Оленев у своего командира. — Справишься без меня?
— Я в порядке, Матвей. К сожалению, я слишком хорошо знаю своего сына, чтобы удивиться его поступку. Думаю, эта акция была направлена против меня лично.
— Нет, не против вас! Вы не понимаете! — воскликнула Даша, трясясь всем телом. — Я всех вас подставила, я никогда не искуплю эту ошибку…
Крепкая ладонь зажала ей рот. Оленев подтянул её голову к себе и прошептал на ухо: «Молчи, все разговоры записываются», — и громко добавил:
— Пойдём, я дам тебе валерьянки.
Даша подавилась невысказанными словами. Да и что сказать? С чего начать? С того, что она наврала Эдику о том, что спала с Оленевым? Или с того, что сделала это потому, что Эдик наврал Феде, что Оленев к нему приставал? Или с того, что Эдик написал любовную записочку в свои шестнадцать лет, а кое-кто — чересчур непонятливый для своих двадцати двух лет — не оценил?
Она словно тащила из реки бесконечную цепь, звено за звеном, рассчитывая найти на конце сокровище или хотя бы любопытную безделушку, а нашла гигантский ржавый узел — переплетение человеческих судеб. И за какое звено ни возьмись, отдавало болью и стыдом. И что теперь делать с этой цепью — непонятно.
За дверью кокпита их встретила Аллочка. Бледная, с дрожащими губами, но вполне собранная, учитывая чудовищные перегрузки на взлёте. Даже шарфик не съехал набок.
— Паники нет, мы сказали, что это воздушная яма. Предложили бесплатные закуски, открыли две бутылки коньяка. Ты не против?
— Нет, вы всё правильно сделали. Молодцы. Посиди в кабине с Ильёй, я ненадолго отлучусь.
— Хорошо, — она коснулась его плеча. — Мне жаль, что на твоём рейсе опять инцидент.
— Ну, в этот раз я не имею к нему отношения. Неприятно, конечно, но комиссия разберётся. Не думаю, что у меня будут проблемы.
Это Оленев-то не имеет отношения к инциденту? Это у него-то не будет проблем?!
Даша представила, как в причинах инцидента будет разбираться комиссия, и завыла в голос. Очередной скандал, связанный с Оленевым, но теперь приправленный не острым голубым перчиком, а ревностью и соперничеством за женщину. Снова будут трепать его честное имя, обязательно вытащат старую историю с Федей Стародубцевым. Эдику терять нечего, он выложит всю «правду» без купюр: поведает следователям о домогательствах Оленева в детском возрасте, обвинит в доведении до нервного срыва. Красочно опишет свои нынешние страдания, побудившие его броситься под колёса «боинга». Обольёт Оленева ложью с ног до головы, и не факт, что от этой лжи удастся отмыться. Дашу и Оленева с треском уволят, а Эдика посадят в тюрьму на пятнадцать лет или положат в психушку. В «Известиях» напечатают громкую резонансную статью о том, какие страсти бушуют в «Север-Авиа», и как чокнутые пилот с диспетчером чуть не угробили самолёт с сотней пассажиров. По Первому каналу покажут ток-шоу, смакуя подробности всех авиакатастроф за последние пятьдесят лет. В интернете диванные аналитики устроят пляску на костях. После такого Оленев никогда не вернётся в авиацию. Его не возьмут даже помощником Лейлы.
Рыдания теснились в горле, и Даша сжала его так, что в глазах заплясали красные круги. Алла обеспокоенно посмотрела на Дашу:
— Её нельзя пускать в салон в таком виде. Гляди, она пытается себя задушить. Перепугает нам всех пассажиров.
— Я ею займусь. А ты накапай валерьянки, или что у вас есть в аптечке?
— Какая валерьянка?! — зубы Даши непроизвольно щёлкнули. — Матвей, это фиаско! Фиаско, понимаешь?!
Оленев внимательно глянул на Дашу, словно оценивая её психическое состояние, потом взял за плечо и втолкнул в туалет. Протиснулся следом и запер дверь.
— Раздевайся.
42. Молитва
— Раздевайся.
— Что?!
— Снимай рубашку, юбку, трусы, — пояснил Оленев и потянулся к пуговичкам на её блузке.
Даша отбросила его руки от своего горла.
— Ты что, не понимаешь?! Мы чуть не разбились! Это я спровоцировала Эдика, я одна во всём виновата! Ты говорил про ошибку, которую невозможно исправить, — и вот, я её совершила! Я всё разрушила: твою жизнь, свою, жизнь Эдика…