Любовь навылет
Шрифт:
— А теперь посмотри в глаза мне и скажи, что ты не имеешь отношения к этой катастрофе, — тихо, но жёстко проговорила Нина Петровна. — Что в этом происшествии нет ни капли твоей вины. Что это не ты довела моего сына до нервного срыва.
Даша сглотнула. Нина Петровна попала в самое больное место — туда, где ныло и кровоточило от неизбывного чувства вины.
— Так вот, если ты не считаешь себя ангелом с белыми крылышками, то наберись смелости и выслушай то, что хочет сказать тебе мой сын. Он ни с кем не разговаривает: ни с врачами, ни с отцом,
Даша закрыла глаза, пытаясь успокоиться. Сделала несколько глубоких вздохов. «Всё будет хорошо, люблю тебя».
— Ладно. Я поговорю с ним.
45. Дуэль
Эдик встал с кровати, когда она вошла в палату. Вытянулся по стойке смирно между тумбочкой и окном, забранным мелкой решёткой. Он был одет в футболку и короткие шорты, и Даша впервые смогла рассмотреть его поджарое тело. Вернее, не смогла, а захотела. Как она раньше не замечала эти длинные ноги и подкачанные руки? Узкие бёдра и чуть сгорбленные плечи, словно на них свалился тяжёлый груз? Несмотря на некоторую неуклюжесть и спорную внешность, он всё же был хорош собой, молод, неглуп и перспективен. Её передёрнуло от мысли, что три дня назад он собирался себя убить. И не только себя, но и Матвея Оленева, а заодно больше сотни ни в чём не повинных людей (ну, кроме одной девушки, повинной во многом).
Эдик порывисто, в несколько шагов, пересёк комнату и упал перед ней на колени. Обнял её ноги и ткнулся лбом в подол. Даша пошатнулась и взмахнула руками, пытаясь удержать равновесие.
— Не надо, встань, — сказала она. — Чего ты от меня хотел?
Он поднял лицо, не стесняясь выступивших слёз:
— Хотел удостовериться, что ты жива. Даша, я не знал, что ты там будешь! Я бы никогда не причинил тебе вреда. Я бы лучше умер, чем поставил твою жизнь под угрозу. Ты мне веришь? Скажи, что веришь мне!
— Ну, конечно, верю, — сказала Даша. — Я потому и осталась в самолёте, что знала, что мне ничего не угрожает.
Она вспомнила его слова: «Есть два типа людей: трусы, которые всего боятся, и смельчаки, которые уверены, что ничего плохого с ними не случится». А она тогда ответила, что это глупо, никто же не застрахован…
Эдик вздохнул так, словно груз, пригибавший его к земле, внезапно свалился:
— Спасибо тебе! Теперь я смогу жить дальше. Я бы не вынес, если бы ты думала, что я покушался на твою жизнь.
Он не вытирал слёз, они катились по его щекам, как прозрачные горошины по белой бумаге. Даша попыталась отцепить его руки от своих ног, но Эдик держал её крепко. Тогда она наклонилась и села на пол рядом с ним:
— Скажи честно, зачем ты это сделал? Твоя мать считает, что ты выехал на полосу по ошибке, но я-то знаю, что ты сделал это специально. Я видела твоё лицо. В тот момент я поняла, что ты не остановишься. Ты хотел убить Матвея?
— Да нет же! Я не убийца, Даша,
— Хотел опять его наказать?
— Нет!
— Поквитаться с отцом?
— О господи, нет! То, что он с детства меня презирал, я давно уже пережил. Ну, не нравился ему сын-тюфяк с педиковатыми наклонностями, так это его проблемы. Он даже с матерью развёлся, лишь бы меня не видеть. Так глупо. Пусть сходятся обратно и живут счастливо, я мешать не буду. Всё равно они тайком встречаются.
— Тогда зачем? Решил покончить с собой? Мог бы выбрать более лёгкий способ, чем бросаться под самолёт, как Анна Каренина.
— Да не собирался я кончать с собой! Неужели ты не поняла? — он даже как будто немного обиделся на Дашину недогадливость. — Это была дуэль.
— Между тобой и Матвеем?
— Да. Один на один: он на «боинге», а я на велосипеде. Это была проверка на смелость, и я в ней победил: он взлетел раньше, чем я свернул! Он струсил, а я нет!
В его голосе звенело торжество.
— Дурак ты, Эдик, — сказала Даша. — Он взлетел не потому, что струсил. Просто он любит тебя больше, чем ты этого заслуживаешь. Он пытался сохранить тебе жизнь.
— Неправда, он меня не любит! Даже если забыть, как он отнёсся ко мне в детстве, то он спал с моей девушкой, хотя знал, что я схожу по ней с ума.
— Да не спал он со мной! Я соврала. Если бы мы спали, то зачем бы я встречалась с тобой? — И пока Эдик хлопал пушистыми бесцветными ресницами, добавила: — Он наоборот капал мне на мозги: «Эдик хороший, он тебя любит, помирись с ним, выходи за него замуж, он будет идеальным мужем».
— Но… Ты сказала, что безумно в него влюбилась…
— А вот это правда. Только он не отвечал на мою любовь. У меня так и не получилось его соблазнить.
— Так между вами ничего не было?!
— Было, — ответила Даша, вставая с пола и поправляя юбку, — но после того, как ты выиграл свою дурацкую дуэль и самоутвердился за чужой счёт. Матвей понял, что не может без меня жить. После взлёта он признался мне в любви.
Она могла бы прибавить, что они трахались в туалете, и это был лучший секс в её жизни, но вовремя прикусила язык.
Эдик сидел на полу и смотрел на неё. В его глазах плескались непонимание, недоверие и медленное осознание того факта, что Матвей был ему другом, что он его поддерживал, что он отошёл в сторону, чтобы не мешать его отношениям. Что дуэль с ним была бессмысленной.
— Тогда, в детстве, — продолжила Даша, глядя на Эдика сверху вниз, — он тоже хорошо к тебе относился. Не было никакого равнодушия или презрения, он просто не понял твоей записки. Надо было прямо написать, чего ты от него хочешь: дружбы, любви или… секса.
Эдик поморщился:
— Почему всё постоянно сводится к сексу? Как будто это единственное, чего можно хотеть от человека. Мне плевать на секс. Я влюбляюсь в душу человека. В его доброту, благородство, смелость и внутреннюю красоту — в то, что важнее внешности, возраста или пола.