Любовь — обманная игра
Шрифт:
Дима ехал по шоссе и вспоминал подробности той встречи с Люшкой. Все было так, как он хотел. Они гуляли по аллеям, яблони цвели и пахло так, что кружилась голова, и, обнимая ее, он чувствовал, что может позволить себе все, и позволял. Рука скользнула за воротничок, блузка распахнулась, точно на ней не было ни пуговиц, ни кнопок, и ее огромные груди ошеломили его. Он имел дело с разными девушками и изумился, что эти груди, странной конической формы, так его возбуждали. Рука его скользнула ниже и оказалась на бедре, выпиравшем из-под шелка юбки, и он подумал, можно ли
Он отвез ее домой, поцеловал на прощание в щечку, отметив про себя, что она хотела гораздо большего. Но рано, аппетит надо разжечь, а уж потом дать что-то скушать, подумал он.
— Когда мы встретимся? — требовательно спросила Валентина.
— Ты знаешь, Валентина... Валюшка... Слушай, а могу я называть тебя так, как мне хочется?
— Как же? — Глаза ее заблестели. — Ну как?
— Иначе. Но про это я тебе скажу не сейчас. Потом... После... Не здесь.
— А где?
Он не сомневался, что сейчас ее сердце колотится втрое быстрее обычного.
— Ах, какая ты любознательная. — Он засмеялся тихо и значительно, обнял за плечи и положил руку ей на грудь. — Ты, стало быть, хочешь знать, где я скажу тебе твое новое имя? В постели, дорогая. — И он поцеловал ее в щеку.
— Когда? — требовательно спросила она, ничуть не смутившись.
— Я позвоню тебе. Очень скоро.
Он был доволен первой встречей со старой знакомой. Понял, что здесь можно рассчитывать на отзывчивость. Он ей позвонил очень скоро, потому что точно оценивал ситуацию: если не ты и не сейчас — найдется другой и сейчас.
Он пригласил ее к себе домой. Тоже среди дня, когда обитатели квартиры были в очередном забеге по Москве. Подмел коридор, почистил ванную и туалет, хотя было не его дежурство, не пожалел освежителя воздуха для кухни, чтобы вытравить запах суточных щей, которые варила соседка — сторожиха из зоопарка. Свою комнату он отмыл до блеска и натер паркет.
Валентина пришла в восторг от того, где стоит его дом, какие лестницы сохранились в подъезде, пусть и расхристанном и с отколотыми витражами на окнах.
— Как я люблю старую Москву! — воскликнула она, входя в пахнущий кошками подъезд.
Дима провел ее к себе в комнату, и она, уставившись на стену, где висела пищаль позапрошлого века, доставшаяся Диме от деда, который тоже жил в этом доме, замерла от восхищения.
— Митечка, а ведь антикварная вещь.
— Да, дедово наследство. Если бы не революция...
— И весь этот дом принадлежал твоему деду? — Она прижала руки к груди, как делала ее мать, восхищенная или потрясенная чем-то.
Он пожал плечами, давая ясно понять, что она спрашивает совершенно лишнее.
Валентина быстро закивала, и он увидел, как вместе с кудрями затряслись щеки.
Он пригласил ее к накрытому столу, снял салфетку с блюда. Огромная пицца лежала на нем и кусочки копченой колбасы истекали жиром.
— Извини, обед холостяка.
Она молча улыбнулась, с восхищением озираясь по сторонам.
— Но холостяка, понимающего толк в удовольствиях. — Он убрал салфетку с бутылки. — Я думаю, простое крестьянское вино «кьянти» подойдет к итальянской пицце?
— Ох... — выдохнула она.
— За нас с тобой, за наши отношения. — Он сделал паузу. — Которые мы начинаем.
Валентина порозовела и подняла свой бокал.
— За наши отношения. Долгие.
Они выпили.
Дима еще раз налил бокалы до краев.
— А теперь я скажу тебе, как стану тебя называть. Я не буду называть тебя Валентиной, скучным пресным именем. Я буду называть тебя Люшкой. Это значит ЛЮ-бимая деву-ШКА. Поняла?
Этим именем Дима Летягин называл всех женщин, с которыми сходился. Он придумал это общее имя, опасаясь перепутать в постели.
Он улыбнулся, вспоминая начало их отношений. В постели эта Люшка была не хуже других, а в чем-то даже лучше. Он любил инициативных женщин. Так что же, выходит, он теперь с ней надолго? Или вообще навсегда? Неисповедимы пути Господни.
Последняя мысль была совершенно справедлива. Потому что именно в этот момент его машина, летевшая с предельной скоростью, ударилась о разделительный бордюр и взлетела в утреннее солнечное небо, перевернулась, осыпая красными и желтыми осколками пластмассы гладкое полотно дороги, и села на брюхо.
Дима, как ни в чем не бывало, отстегнул ремень безопасности и вышел из того, что раньше называлось машиной. Оглушительно скрипя тормозами, водители высовывались из кабин. Как это может быть — мужик живой?
18
Ира Зотова много раз думала о том, что занимается не тем, чем могла бы. Водить носом по бумаге и исправлять ошибки полуграмотных мужиков и баб? Мало радости. И мало денег. Если бы у нее были деньги, она бы открыла консалтинговую фирму или школу редакторов, да что угодно, лишь бы стать хозяйкой своего дела. Много раз они сидели с Татьяной за бутылкой красного сухого вина и говорили, как было бы здорово создать нечто. Она бы, Татьяна, давала уроки рисования, а Ира... Но, судя по тому, как повернулась жизнь, ее молитвы услышаны.
Ира вспомнила, как родители ее бывшего и очень давнего мужа предлагали ей пойти работать в солидное учреждение секретаршей. По тем временам для девочки без образования это была просто находка.
Но Ира сказала: нет. Причем, настолько решительно, что свекровь изумленно посмотрела на нее, поджала губы и процедила:
— Да кем ты себя воображаешь?
Когда она решила расстаться с мужем, даже бабушка говорила: повремени, посмотри, еще попробуй... Мальчик неплох, семья хорошая, но Ира знала одно: он ей не нужен. Еще она поняла тогда — не хочет она быть ничьей женой. Ей нравилось встречаться с мужчинами, которые не взваливали на нее груз собственных неудач, не требовали утоления тоски. Она хотела от встреч праздника. Будней достанет и собственных.