Любовь — обманная игра
Шрифт:
Хорошо бы Замиралов протянул подольше, чтобы разобраться как следует во всех тонкостях ситуации. А тогда решить, чью сторону взять, кого из дочерей.
Валентина бурей ворвалась в квартиру на Фрунзенской и хлопнула стальной дверью так, что наверняка у соседей посыпалась штукатурка. Но Замиралов даже не посмотрел в ее сторону, продолжал листать альбом с фотографиями, сидя на диване в гостиной.
— Отец?
— А, ты уже вернулась. Я думал, ты пробудешь там до осени.
— Я пробуду там до осени. Я уеду туда, у меня там дела и своя жизнь. Но я хотела бы узнать, что за куклу ты посадил себе в кабинет?
— Кукла? О чем ты?
— О девке, которую ты нанял. Это как понимать? Старческий заскок? Ты хоть знаешь, сколько тебе осталось жить? Я не допущу этого!
— А чего ты собираешься не допустить? — Замиралов спросил, желая выиграть время и сообразить, откуда она могла узнать. Если ей сказал... Ну держись, друг ситный, если это ты!
— Ты еще спрашиваешь? У тебя рак мозгов, а не того места, которое вырезали!
— Рака мозга не бывает. Как и рака сердца.
— У тебя бывает.
— Ну ты не врач, Валентина. — Он отвечал не думая, говорил, чтобы что-то сказать, а сам пытался понять, что именно она узнала и на что готова пойти.
— Да причем тут врач! Если ты решил это сделать я найду юриста! Я объявлю, что незаконно...
Замиралов почувствовал холодок у сердца. Неужели ей рассказали все? И если это сделал Феликс, сколько же она согласилась заплатить ему? Но она не даст столько, сколько он запросит. Умрет от жадности.
От сердца отлегло. А если не он, то рассказали не то. Ага, ну конечно, ей наверняка сказали, что он взял на работу женщину, молодую, приятную, а эта недотепа решила, что он завел любовницу, которая намерена окрутить его и женить на себе.
— Так что же ты объявишь незаконным? — уже совершенно спокойно спросил Замиралов.
— Твой брак!
— Мой брак? — Он вскинул брови и глаза его молодо заблестели. — Слушай, девочка, ты мне подкинула хорошую мысль. А если мне и впрямь напоследок покуролесить? С молоденькой? Она на самом деле хороша собой. Умная. А если приодеть... — В его голосе слышалась ирония, и Валентина уловила ее. Так говорила мать, когда высматривала очередного жениха для Валентины. Они все были дурно одеты, с ее точки зрения, она каждого хотела нарядить на свой манер.
— Перестань! — завизжала Валентина. — Я не допущу!
— Но тогда тебе туго придется — после моей смерти избегаешься по судам, все наследство растрясешь. Меховой Дом захиреет и лопнет. Никакой прибыли. И останешься ты, дорогая моя, у разбитого корыта. А твой Митечка тут же испарится.
— Ха-ха-ха! Да я продам твой Дом назавтра после похорон!
— Так быстро не обернешься. — Он вздохнул. — Жаль, что ты не хотела учиться бизнесу. Тогда бы знала, дорогая дочурка, что сперва надо провести аудиторскую проверку. А вдруг на моем Доме висит столько долгов, что его покупать-то себе дороже? Без штанов останешься.
— О Господи! Да что ты обо мне-то беспокоишься? Тебе пора собороваться, а не вертеть хвостом!
Замиралов смотрел на достаточно молодое, но отвратительное в своей злобе и ненависти лицо. Жирный подбородок посинел и трясся; кстати, у Альбины он тоже так трясся, когда она злилась. Валентина вышла точной копией матери. Только его, Замиралова, она ненавидит еще больше, чем ненавидела его Альбина.
— Так ты что, на самом деле завел любовницу? Попробуй ей хоть что-то оставить. Хоть одну копейку! Я уничтожу ее! Сгною в земле! Я ее...
— Что-нибудь я не собираюсь ей оставлять. — А про себя добавил: «Я оставлю ей все. Ты ничего не получишь, дочурка моя, стерва ты моя родная».
22
— Феликс? Привет. Валентина. Замиралова.
Феликс ждал этого звонка с интересом. Появление в кабинете отца «дублерши» заставит позвонить именно ему. И предложить кое-что — это безусловно.
— Да. Слушаю, Валентна Иннокентьевна.
— У меня к тебе дело. Надеюсь, сам знаешь, о чем речь.
— Ну я бы не стал рисковать. Не люблю ошибаться.
— Да ладно придуряться. Слова в простоте не скажешь. Ты всегда все знаешь, даже раньше времени.
— Да бросьте, прежде самого человека о событии может узнать только Господь Бог. Вы мне просто льстите.
— Кончай выдрючиваться, Миронов. Когда встретимся?
— Дайте-ка подумать. Не сегодня, это уж точно. И не завтра. А послезавтра я отбываю в командировку.
— Ага. Понятно. Бережешь свою задницу. Боишься моего любимого папочки.
— Но я же не его сынок.
— Да я бы и на твоем месте его уже не боялась.
— Это не предмет для обсуждения.
— Ладно, даже хорошо, что ты такой пугливый, Феля. Когда будешь на меня работать, и меня станешь бояться. Я люблю, когда меня боятся.
— А вы уверены, что я стану работать на вас?
— А то. Как только мой папаша сыграет в ящик, я заступаю на его место. И все будет, как я скажу. Ну так вот, дорогуша моя кучерявая, если не хочешь вылететь за дверь сразу после похорон, советую встретиться со мной.
— Но Валентина Иннокентьевна...
— Да, да. Я два раза не предлагаю. Сейчас я формирую свою команду...
При этих словах Феликс чуть не расхохотался — и эта стерва туда же! Одни командиры кругом!
— Так вот, кто не хочет на меня работать — за дверь! Без выходного пособия.
— Валентина Иннокентьевна, на все поступки существуют законы. Советую вам узнать об этом заранее.
— Да пошел ты...
— А кроме того, есть такие понятия, как суд, тяжба и прочее, весьма обременительное в денежном выражении.