Любовь — обманная игра
Шрифт:
На прощание они обменялись понимающими взглядами...
Дима одернул себя, не стоит отвлекаться он главного.
В стекло веранды стукнула еловая лапа. Собирался дождь. Какой замечательный лес вокруг дома. Да, дача просто генеральская, подумал Дима вскользь, не подозревая, что дача на самом деле генеральская. Замиралов купил ее в свое время у генеральской вдовы.
— Слушай, Люшка, а ее незачем душить. Мы придумаем что-нибудь получше. Обещаю. Ты станешь хозяйкой.
— Я для этого сделаю все. Мой милый, я тоже девушка с головой, а не только с тем, чем ты думаешь. —
— Прости, прости, Люшка.
— Ладно.
— Люшка, милая! — Он помахал рукой у нее перед глазами. — Вернись. Куда ты пропала? Я с тобой.
— Мы должны избавиться от нее навсегда.
— Понял, понял, дорогая.
27
Немца звали Иван. Он был длинный и тощий, именно тощий, а не худой. Он переселился из Москвы по праву принадлежности к немецкой нации, но не сумел осесть в Кельне, как ему хотелось и где уже поселилась с семьей — родителями и дочкой от первого брака — его любимая женщина Светлана. Он опоздал с выездом из Москвы, слишком долго колебалась его жена, русская Надя. Единственным и главным огорчением новой немецкой жизни стало то, что переселенцев его волны отправили поднимать сельские земли Тюрингии.
При воспоминании об этом он скривился, впалые щеки стали еще глубже, кожа облепила челюсть. А следующее воспоминание разгладило лоб. На что только не способен изощренный ум влюбленной женщины! Мог ли он заподозрить в Свете такой талант! Она сумела убедить кельнские власти, что он, Иван Зуль, является единокровным сыном ее отца, так сказать, греховным плодом, который ее престарелый папочка готов сегодня признать.
По возрасту все сходилось — Иван мог быть побочным сыном Вениамина Исаевича. Тот написал бумагу в муниципалитет, власти сочли негуманным разделять кровных родственников и позволили Ивану Зулю с семьей переехать в Кельн.
Но Света! Она упивалась обязательностью немцев. Она вила из них веревки! Иван не переставал восхищаться своей любимой подругой.
Они встречались теперь два раза в неделю, у Светы была маленькая квартирка в паршивом домишке по здешним меркам и весьма приличная по московским. Она уютно обставила ее недорогой шведской мебелью. Света работала в музее современного искусства и совершенствовала язык. Иван развозил продукты по ларькам, открытым бывшими соотечественниками. Жена его, Надя, шила для соседок. А сынишка ходил в школу.
Иван не задумывался над тем, как все сложится дальше. Со Светой ему было уверенно и спокойно.
Он сделал последний рейс и расположился в Светиной квартирке на диване, уставившись в телевизор, ожидая ее с работы.
Она влетела, с красными щеками на белокожем лице, черные кудряшки упали на лоб, разметались по плечам. Прелестная от возбуждения, с горящими глазами, не здороваясь, приказала ему:
— Иван, собирайся!
— То есть? — Он вскинул брови. — А разве мы...
— Непременно! Но после того, как вернемся. Есть одно замечательное предложение, которое сулит нам хорошие деньги и беззаботное существование.
Он ждал. Света никогда не говорила ничего просто так.
— И будь повеселей. Ладно? Успешные дела вершатся с уверенным лицом.
Она усадила его в свой маленький «гольф», который купила по сказочно низкой цене, потому что отец ее был участником войны и узником концлагеря, а нынешние немцы, заглаживая вину своих предков, старались угодить пострадавшим.
Они ехали в сторону от центра, в пригород, он узнавал эти места. Зеленые газоны, увитые плющом домики. Богатый район.
— Ты что, везешь меня в гости к мэру?
— Почти. — Она усмехнулась. — Но к генералу точно.
— Да ну тебя, Светка.
— Я серьезно. Ну не к самому, к его последователям.
— Зачем? Будем слушать воспоминания о войне?
— Мы едем на встречу с представителями партии «зеленых». Слышал про таких?
Она прочла ему краткую лекцию об идеях «зеленых», уже паркуясь возле дюжины машин на гравийной площадке.
Аккуратное поместье, аккуратный дом. Иван поднял брови.
— А где ты все это откопала?
— Милый мой, я ведь кручусь, а не сплю на ходу. — В ее голосе он впервые услышал раздражение. — Господи, ну за что я тебя люблю?
Он потянулся к ней, наклонился к уху и лизнул.
— Я думаю, вот за это...
Светлана обмякла и откинулась на спинку кресла, нажимая на тормоз и подтягивая ручник.
— Еще, — прошептала она, — я так соскучилась.
— Так, может, развернемся и поедем отсюда? В лесок?
Она ошарашенно посмотрела на него.
— Ты спятил? Такая удача выпадает раз в жизни, Иванушка-дурачок!
Он не любил, когда она называла его так, поморщился, но промолчал.
В гостиной у камина сидели люди, сытолицые мужчины и женщины, небрежно, но дорого одетые. Иван уже научился отличать джинсы для всех и джинсы для богатых. Перед ними стояли подносы с фруктами, тонко нарезанной морковкой. Они пили сельтерскую. Он помнил это слово от бабушки-немки, вывезенной дедом в Сибирь после Первой мировой войны. Говорят, она так и не научилась русскому. Но детей у нее было двенадцать.
Иван усмехнулся. Ему было в кого пойти по этой части. А уж Света знает, что ценить в жизни.
— Светлана, наконец-то. А это твой немец-Иван?
Полногрудая блондинка вскочила с пола и пожала руку сперва Свете, потом Ивану. Окинула его взглядом, словно отыскивая, за что ценила его такая яркая красавица, как Света, и хмыкнула не без удовлетворения.
Иван нравился женщинам. Да, он худой, но в нем чувствовалась сила, которая не имеет ничего общего с внешним обликом.
Иван никогда их не разочаровывал.
— Итак, друзья, все в сборе. — Полноватый, бюргерского вида мужчина постучал по стакану ножом, призывая к тишине.
Господи, как на профсоюзном собрании в цехе, заметил Иван.
— Наша партия «зеленых» выходит за пределы страны. У нас есть план, который мы намерены осуществить с помощью тех, кто готов служить благополучию нашей зеленой планеты. Мы намерены защищать животный мир от варваров, которые несут им смерть. И за каждую сохраненную жизнь мы платим сполна. Есть люди, которые готовы вложить целое состояние в это движение...