Любовь — обманная игра
Шрифт:
— Я уверена даже в большем... Но пока не стану говорить. Это маленький сюрприз.
— Надеюсь, он меня не слишком потрясет?
— Думаю, ты устоишь на ногах.
— Мне бы не хотелось. — Он засмеялся и снова навалился на нее.
— Нет, милый, теперь за работу.
— Но, я думаю, у нас...
— У нас будет перерыв. На... чай.
Он засмеялся.
— Я люблю покрепче.
— И погорячее? Хорошо, будет погорячее, как ты любишь.
— Какая ты коварная, — игриво прошептал он.
Он даже не подозревал,
34
— Феликс, зайди ко мне.
Феликс, в светлом костюме и белой рубашке, которая оттеняла его загорелое лицо, переступил порог кабинета.
— Хорошо выглядишь. Молодец. Надеюсь, и мозги заводятся, как обычно. Знаешь, я все больше думаю про этих «зеленых». Какое-то предчувствие нехорошее. Ты следишь за Валентининым дружком?
— Да, — ответил Феликс. — Он зачастил к Миркофу, вы его знаете.
На щеках Замиралова заходили желваки.
— Старый хрен.
— Да, это верно. Но его племянница, юная и прекрасная, живет в Германии...
— Так-так-так.
— А очень много выходцев оттуда в Бразилии и Аргентине.
— Ты намекаешь?..
— По-моему, можно прямо сказать. Вашей империей должны заинтересоваться. Просто обязаны.
— Мы должны ими заинтересоваться раньше.
— Уже заинтересовались, Иннокентий Петрович.
— А как дела с другом моей Ирины? Ты нанял его освещать выставку?
— Да, ему послан факс с заманчивым предложением от агентства новостей.
Замиралов потер руки.
— Ну скажи, что я не гений. Он прилетает в Москву, а его под белы рученьки не на Ил-18, а на «Гольфстрим». А там наша девочка сидит. — В его голосе было столько искренней радости, что Феликс засмеялся.
— Ну а как она-то отреагирует, а?
— Как надо, я думаю. Я проверил... что мог. Любовь была сильная и безоглядная. Она и он — оба рисковали...
— Ну ладно, не надо подробностей. Про любовь я и сам все знаю. Думаю, за время полета они договорятся.
— Слушай, Феликс, я тут в голове быстренько кое-что прокрутил. А не сдать ли Валентине ее дружка? Скажи ей, точнее, продай, насчет Митечки. Мол, у него связь с молоденькой красоточкой. Поглядим, что будет.
— Отличная мысль.
— Тогда бы она переключилась на него и отвлеклась от меня. А мне сейчас каждый спокойный день для работы дорог, каждый час. Ирина должна сделать в Орландо все как надо. И еще... Знаешь, у меня какая мысль... необыкновенная. Только не подумай, что я совсем спятил...
Диме позвонил Семен Ильич и велел заскочить
— Ну, Димуля, пора действовать. Вот это для дела, — он протянул небольшой пластиковый черный пакетик, — а это — для поддержания в форме твоего тела. — Ухмыляясь, он отдал ему конверт. — Привет от «зеленых». Купюры, сам понимаешь, в тон.
Приятная волна подкатила к горлу Димы.
— Все понял, Семен Ильич.
Тот кивнул, уставился черносмородиновыми глазами на своего старинного знакомца, словно вычисляя что-то в голове, потом раздвинул губы, обнажив желтоватые от табака зубы, и сказал:
— Вперед, малыш!
И вот он ехал в «Шереметьево-2» к Вовику, сыну старинного школьного приятеля. Дима покачал головой, усмехаясь. Странное дело, но этот приятель словно материализовался в ответ на его страстный призыв.
По Ленинградке он ехал быстро и проскочил поворот на международный аэропорт. Потом долго искал разворот, чертыхаясь и кляня себя за бестолковость.
Вову он нашел в ангаре, доверху набитом тюками.
— Привет, Вовик.
Рыжий верзила недоуменно смотрел на него сверху вниз.
Он заторопился:
— Меня зовут дядя Дима. Отец тебе звонил?
— Ну.
— Вот тебе пакет. Там все.
В пакете лежали баксы и крошечный «жучок».
— Спасибо, сынок. Я, прости меня, думал, что ты меня узнаешь. Я ведь тебе, когда ты был маленький, машину подарил. «Ягуар» называется.
Вовик улыбнулся.
— А она у меня и сейчас есть.
— Да ну? Неужели не сломал?
— Недавно в ремонт сдал.
— И что? Починили?
— Ну.
— Дима расплылся в умильной улыбке.
— Хотите, прокачу?
Дима сделал вид, что оценил шутку.
— Спасибо, сынок. Я уж как-нибудь на своей «девятке».
— Дерьмо ваша «девятка». Пошли. Она за углом. Никогда ведь в «ягуаре» больше не посидите.
Вишневый «ягуар» действительно стоял за углом. Внутри было красное дерево и кожаные сиденья, дорогой запах которых, казалось, доносится даже на улицу. Дима остолбенел.
— Спасибо вам, Дмитрий Степанович, привили мне с детства хороший вкус. Можно сказать, цель жизни указали.
Дима с трудом пришел в себя.
— Да, хороша. Ну ладно. Я на тебя и сейчас надеюсь. Сделай все как надо. — И Дима заспешил. — Ну пока.
Вовик смотрел ему вслед и ухмылялся.
35
Известие о смерти отца настигло Валентину в Европе, где они с Димой проводили медовый месяц. Она ожидала, что на нее навалится чувство свободы, расслабленности. А как иначе? Свершилось то, чего она ждала последние несколько месяцев. И, слава Богу, она не в Москве, не надо изображать скорбь, выслушивать дурацкие соболезнования, отбиваться от вопросов — когда она приступит к делам, и ловить взгляды отцовских работников, которые ждут решения своей судьбы.