Любовь по контракту
Шрифт:
— Садись, — произносит он спустя вечность.
27
— Что ты здесь забыла, Дина?
Он делает глоток кофе. Я наблюдаю за тем, как изгибаются его губы, как дёргается кадык на шее, как длинные пальцы опускают на стол белую чашку. И даже на расстоянии вытянутой руки я ощущаю до боли знакомый терпко-горький аромат его парфюма. Давно забытая вибрация охватывает меня, и низ живота наливается жаром. Даже спустя тридцать месяцев я по-прежнему загораюсь от одного лишь его присутствия. Мы не касались друг друга, даже толком не разговаривали, но моё тело уже отзывается,
Я свожу ноги под столом, резким движением поправляю волосы. Сейчас о другом думать нужно.
— Я проходила собеседование на должность кредитного аналитика. Обещали перезвонить, — позволяю себе иронично улыбнуться. Мы оба прекрасно понимаем, что такая фраза означает лишь одно — вы нам не подходите, валите на хрен.
— Раньше ты метила в помощницы генерального директора, — хмыкает Марк. Он не смотрит на меня, и это ранит.
— Самонадеянной была. Сам знаешь… Но я несколько месяцев проработала в хорошей фирме, была заместителем главного бухгалтера. Так что какой-никакой опыт у меня имеется. Надеюсь, в скором времени я устроюсь на работу, — заявляю оптимистично. Я действительно верю, что всё вот-вот наладится. В огромном городе рано или поздно найдётся подходящая для меня должность.
— Заместитель бухгалтера — это куда лучше, чем кассир, — произносит Марк насмешливо.
Всё не так и не о том. Словно чужие друг другу люди, мы пресно разговариваем о работе. Вернее, болтаю я, а Марк иногда вставляет несколько слов. Я пропитываюсь горечью: вдыхаю её вместе с кислородом, и она попадает в каждую клеточку моего тела.
Так и хочется закричать: «Ну же, Марк, посмотри на меня!»
Но я заслужила его безразличие.
— Спасибо за машину. Егор очень быстро нас довёз, он отличный водитель.
Марк кивает. Бросает взгляд на часы. Он, наверное, дико занят, а я ему мешаю работать. И что, вот так разойтись, даже толком не поговорив? Второго шанса может не быть.
— Я очень жалею о том, что сделала два года назад. Я совершила ошибку, когда решила обмануть тебя. Думала, что так будет правильно: ты разочаруешься во мне и быстро переключишься на других девушек. А если бы я сказала правду, ты бы попытался меня отговорить.
— То есть ты жалеешь только о том, что соврала мне? — в его голосе прорезается сталь.
— Да.
Будь честной, ну же — скажи ему всю правду.
Марк удостаивает меня прямым взглядом. И я задыхаюсь от слепящего разочарования, которым наполнена тёмно-синяя глубина. Он всё неправильно понял!
— Мне пора идти, — глухо бросает Марк и берёт со стола телефон.
Нет, я не могу так просто его отпустить!
— Подожди! — хватаю его за рукав пиджака, крепко сжимаю еле тёплые пальцы. — Я не могла поступить иначе… Я должна была остаться в Святополье!
Марк разглядывает наши переплетённые руки. Тень пробегает по его лицу, синие глаза мерцают, когда мы вновь встречаемся взглядами. На долю секунды я чувствую, как он сдавливает мою ладонь, и дрожь восторга пробегает по позвоночнику. Он тоже хочет меня касаться!
Но не успеваю я обрадоваться, как Марк осторожно выдёргивает руку. Бросает телефон на стол и раздражённо спрашивает:
—
Я глотаю тягучий ком и сбивчиво, в общих чертах рассказываю о беременной сестрёнке, которая связалась с опасным мужчиной. На лице Марка появляется саркастическая ухмылка. И глаза странно блестят: то ли презрение в них плещется, то ли ядовитая насмешка, то ли всё вместе.
— То есть ради любимой сестры ты вышла замуж за Вадима?
— Нет, конечно, нет!
— Ты осталась в Святополье из-за сестры, но почему ты выбрала Вадима, а не меня?
— Я хотела быть с Алёной, помогать ей, когда возникнут сложности с Юрой. И я всё это делала! Ты бы никогда не согласился, чтобы я жила в другом городе.
— А ты меня спрашивала? Сама всё решила, ещё и наврала с три короба напоследок. И сейчас врёшь.
— Нет! Я честна с тобой!
— Да ладно? Ты говоришь, что не могла поступить иначе. Серьёзно, Дин? Тебе действительно необходимо было выходить замуж за Вадима, чтобы оставаться в Святополье и помогать сестре? И бросать меня ты тоже должна была? Больше никаких вариантов не возникло в твоей голове?
— Я правда не знала, что делать.
— Не верю. Ты умная и обязательно бы что-то придумала.
Он не прав, не прав, не прав! Он ничего не понимает, потому что не был в моей шкуре. Зажмурившись, я мотаю головой, мне тошно от его вопросов, и в левой половине груди нещадно печёт.
— Возможно, я ошибался в тебе, — эти жестокие слова становятся моим приговором. Они разрушают крепко выстроенную плотину, и все тайные страхи и сомнения вырываются наружу.
Боль от разочарования в самой себе резко прожигает меня насквозь. Сжимаю руки в кулаки, чтобы не рассыпаться на мелкие части.
— Я струсила. Пожалела Вадима, потому что мне было проще вернуться к нему, чем начать отношения со взрослым успешным мужчиной, с которым у меня может ничего не получиться. Я побоялась поступить вопреки ожиданиям матери, потому что всегда искала её одобрения. Солгала тебе я тоже из трусости… Я всерьёз считала, что осталась в Святополье ради сестры. Конечно, это благородная причина, она намного лучше отвратительной правды. Беременность Алёны стала отличным предлогом для того, чтобы сложить лапки и спрятаться в знакомой берлоге. Я сдалась, я не захотела бороться… Наверное, напрасно я всю жизнь считала себя сильной… Сильные люди так не поступают.
Я опираюсь локтями о стол, закрываю ладонями лицо и часто-часто дышу, чтобы справиться с подступающей истерикой. Не хватало ещё больше опуститься в глазах Марка.
Сказанные слова опустошают меня. Я не ожидала, что во мне накопилось столько противоречий, столько комплексов и страхов! Почему я не задумывалась о них раньше? Почему столько лет обманывала саму себя? И как теперь жить, зная, что не было никаких благородных мотивов — тридцать месяцев назад я просто струсила.
Мы ведь с Марком могли попробовать отношения на расстоянии. И при должном упорстве я бы смогла убедить Алёну в том, что Юра опасен. Сестра всегда была доверчивой и ведомой, у меня бы получилось достучаться до неё. Но я выбрала более лёгкий путь.