Любовь — последний мост
Шрифт:
— Это двухсторонняя дорога, как автомобильное шоссе, или дорога с односторонним движением? — спросил узколицый прокурор. — Извините за непрофессиональный вопрос!
— В основном в воздушных коридорах движение одностороннее, — ответил белокурый Эдгар Вильмс. — Однако бывают случаи, когда используется и встречное движение: особенно когда воздушное пространство в каком-то районе чрезмерно перегружено, и диспетчеры службы полетами стремятся этот район разгрузить. Непосредственно над Мюнхеном пересекаются несколько воздушных коридоров: «Эмбер-1-2», «Блю-1» и «Блю-6». Представьте себе несколько проложенных воздушных путей, совершенно идентичных, но проходящих на разной высоте. Вот по этой системе и проводятся полеты. Движение всех самолетов эшелонировано как в горизонтальном, так и в вертикальном отношении. Диспетчеры видят на своих экранах, на какой высоте летит самолет, —
— Как аэробус, летевший в Копенгаген, — подсказал Ниманд.
— Верно. Однако когда правила эшелонирования соблюдаются в точности, это происходит безболезненно даже при перегрузке воздушного пространства, сказал Вильмс. — Самолету из Зальцбурга был отведен коридор Ф140…
— Это на какой высоте? В футах? — пожелал уточнить криминальрат Карл Карлсон. Конец правого рукава он засунул в карман пиджака.
«Карл Карлсон — преемник Гюнтера Паркера, — подумал Филипп, — который выстрелил себе в сердце, когда якобы чистил свое служебное оружие. Я так и вижу его перед собой, как он сидел тогда, в Дюссельдорфе, низко склонившись над столом, с пустыми, безжизненными глазами… «У меня сейчас тяжелые времена», — так он сказал мне тогда, — но скоро этот период будет позади»… «Вот он у него и позади. Теперь у него все позади. И никто о нем даже словом не упомянул. Как будто криминальоберрата Гюнтера Паркера и вовсе не было…»
— Номер воздушного коридора Ф140 показывает, что полет происходит на высоте четырнадцать тысяч футов, то есть несколько ниже пяти тысяч метров, — ответил Вильмс на вопрос Карлсона. — Движение в этот момент было очень оживленное. Позднее, когда оно постепенно стало бы размеренным, следовало предложить пилоту перейти на большую высоту. В тот момент для этого не было условий, поскольку помимо усиленного движения в воздухе заметно участились Ай-Эм-Си.
— Что такое Ай-эм-си?
— «Инструментал Метеоролоджикал Кондишн», — Вильмс приподнял указку. — Полет сквозь плотную облачность с помощью навигационных приборов. — Он снова указал на карту. — С севера подлетал «Боинг-747» из Нью-Йорка с тремястами тридцатью семью пассажирами и восемью членами экипажа на борту. Над Атлантикой он шел на высоте сорок одна тысяча футов, это примерно тринадцать километров. Когда они подлетели к Европе, диспетчеры Рейнского воздушного контроля перевели их пониже. По данным на мониторах мюнхенских авиадиспетчеров «боинг» пролетал севернее Ингольштадта, то есть непосредственно перед посадкой в Мюнхене, по воздушному коридору Ф150, то есть на высоте пятнадцать тысяч футов. А аэробус, летевший по коридору «Эмбер-1-2» в северном направлении как бы ему навстречу, шел на высоте в четырнадцать тысяч футов, если вы помните…
Хольгер Ниманд кивнул.
— Это значит, что между обоими самолетами был интервал вертикального эшелонирования — в данном случае тысяча футов, то есть примерно триста метров, не так ли? — Ниманд опять кивнул. Он снова указал в сторону карты, которую проектор высвечивал на стене зала. — И тем не менее столкновение произошло!
Наступила тишина, прерванная шумом и свистом двигателя взлетавшего самолета.
— Да, и чем же вы эту катастрофу объясняете? — спросил Вильмс, когда шум утих. — Либо аэробус летел на тысячу футов выше, чем требовалось, либо «боинг» на тысячу футов ниже. Причем при постоянном радарном наблюдении. Как это могло случиться?
— Есть вещи необъяснимые. И страшные, — вступил в обсуждение представитель «Боинг». — На месте падения самолетов мы нашли «черные ящики» обеих машин. Совместно с сотрудниками федерального криминального ведомства и экспертами из агентства страхования на авиатранспорте мы провели анализ полетных и голосовых кассет.
— Пожалуйста, объясните присутствующим, что такое полетные и голосовые кассеты, — предложил Вильмс.
— С
— Но как это может быть? — удивился Карлсон. — Машины летели в плотных облаках. Пилоты ориентировались только на показания навигационных приборов. Однако даже в этом случае, на кассете должны быть слышны возбужденные голоса или крики пилотов!
— Однако ничего этого не было, — говорит Хилл. — Никаких криков, никаких возгласов — ничего!
— И вот что пугает больше всего, — сказал представитель «Аэробус Индастриз», француз Пьер Аллонж, летчик, и сейчас одетый в форму пилота. — Самое страшное: на экранах мониторов авиадиспетчеров появлялись — вплоть до самого столкновения — данные о заданных коридорах обеих машин. Ф140 и Ф150, то есть коридоры на высоте четырнадцати и пятнадцати тысяч футов. Вот почему авиадиспетчеры считали, и не могли не считать, что самолет, идущий в Копенгаген, и тот, что должен приземлиться в Мюнхене, летят по коридорам соответственно в четырнадцать и пятнадцать тысяч футов высоты, направляясь на север и, соответственно, на юг — пока не пришло сообщение о катастрофе…
— Немыслимо! Фантастика! Как это могло быть! — послышалось со всех сторон.
— Я еще не закончил, господин прокурор, — сказал Аллонж, который бегло говорил по-немецки с эльзасским акцентом. — Вот что поражает особенно: во время любого полета — любого! — от момента взлета до самого приземления все, что происходит в самолете, — абсолютно все! — записывается на специальные диски. На них мы тоже не нашли ни малейших следов какого-то чрезвычайного, из ряда вон выходящего события, не было никакой навигационной ошибки, и даже сам факт столкновения не зафиксирован.
Ниманд сокрушенно покачал головой.
— Все данные, зафиксированные радаром, — добавил Вильмс, — и которые появились на экранах мониторов, ни малейшего опасения не внушали — и какой же трагедией все завершилось на деле! Возможно мы обнаружим еще какие-то технические неполадки или ошибки, допущенные пилотами, однако с большой степенью вероятности мы можем утверждать, что имел место компьютерный сбой, вызванный действием вируса. Преступники действовали настолько изощренно, что им удалось не только сфальсифицировать коридоры полета, что привело к катастрофе, но помимо этого еще передать на радары, ожидаемые «правильные» данные — которые не подтвердились! При этом данные о действительном ходе событий нигде не зафиксированы! Ни один из приборов их не записал! Очень похоже на то, что этот вирус был введен в радар наблюдения за полетом, то есть в его особый компьютер, в навигационные приборы обоих самолетов, а также в погодный радар. Вот на чем мы остановились после двухнедельного интенсивного расследования. Итак, совершено компьютерное преступление, вирус создал и видимость полной безопасности полета. Мне хотелось бы узнать у специалистов-вирусологов из Федерального уголовного ведомства, специальной комиссии и экспертов «Дельфи», что им удалось обнаружить за эти пятнадцать дней?
— Ничего, — ответил представитель Федерального уголовного ведомства.
— Совершенно ничего определенного, — сказал Филипп. — С помощью наших вирусных поисковых программ мы прочесали все имеющие отношение к данному событию компьютерные программы. И не обнаружили ни малейшего подтверждения того факта, что катастрофа произошла в результате действия какого-то вируса.
— Но ведь должен же быть какой-то след, потому что вирус был! — воскликнул Ниманд.
— Это несомненно, — согласился Филипп. — Но пока мы его не обнаружили.
12
Когда он вошел в свой номер, на его телефонном аппарате мигала красная лампочка. Он перезвонил портье, и посыльный принес ему конверт. На бланке из телефонного бюро отеля было написано: «Дорогой Филипп, пожалуйста, позвони мне как можно скорее. Я дома всегда. Обнимаю, твой старый друг Макс».
Филипп медленно подошел к телефону.
«Сколько всего произошло с тех пор, как я в последний раз говорил с Максом, — подумал он. Сколько людей погибло за это время. И Клод, с которой Макс не знаком, успела оставить меня, а я, похоже, теряю квалификацию, потому что никак не могу найти вирус».