Любовь — последний мост
Шрифт:
— Простили? — Филипп подступает совсем близко к нему. — Выбрось эти мысли из головы, слышишь! Мы опять вместе, и, значит, все будет хорошо.
— Да, — Клод переводит взгляд с Филиппа на Сержа, — все будет хорошо.
— Все и так хорошо, — говорит Серж. — После того, как я переступил порог этой комнаты, все сразу стало хорошо.
— Вот и славно, — радуется Клод. — Вот и славно, Мотек!
Он встает с места, расправляет плечи, и в его зеленых глазах опять появляется знакомый и привычный блеск, он смеется — громко и долго.
— Сядь ты! — говорит ему Клод.
— Нет, —
— Куда, Мотек, куда?
— Домой.
— Никуда ты сейчас не пойдешь, Мотек! Оставайся здесь!
— Я… я больше не могу, Клод, — говорит он. — Меня больше ноги не держат… Перелет, а потом еще поезд… нет, мне самое время прилечь, отдохнуть.
— Так в чем же дело? Ложись на мою кровать, — предложил Филипп.
— Ты не понял, — говорит Серж. — Мне надо побыть одному. Как раз сейчас, когда я знаю, что вновь обрел вашу дружбу.
— Куда ты пойдешь в такой ливень? Посмотри, что творится…
— Я тебя понимаю, Мотек. Но Филипп прав: этот жуткий ливень…
— Я на машине… Поеду домой и высплюсь всласть. Завтра буду как новенький. Приезжайте завтра ко мне завтракать…
— Это ты к нам приезжай! Ну, в нашу квартиру, — тут же уточняет Клод.
Серж смеется.
— О’кей, о’кей! Но вечером я вас приглашаю в «Ла Фаволу», идет? На шикарный ужин! И чтобы ты опять была в белом платье, а мы с Филиппом в смокингах. Ты опять повяжешь нам бабочки…
— Да, Мотек, да!
— Но ваш друг… Вам наверняка нужно еще обсудить с ним что-то важное.
— И даже очень важное, Мотек. Сейчас ночь. Мы с ним продолжим нашу беседу. А завтра Макс улетает к себе в Ниццу.
— Где твоя машина? — спрашивает Филипп.
— На улице Альп, это сразу за монументом герцога, а отсюда рукой подать…
— Рукой подать! — Филипп выглядывает в окно. На оживленном перекрестке с его светофорами и «зебрами» машины так и разбегаются в разные стороны. Их много, очень много…
— На улице Альп движение не такое сильное, там я быстро проеду. А завтра мы весь день будем праздновать — начиная с самого утра, с завтрака, и так целый день. И послезавтра тоже. Ох, и отметим же мы нашу встречу!
— Возьми, по крайней мере, это! — Филипп бросает ему свой светлый плащ, который взял из шкафа. — Не хватало тебе еще подхватить воспаление легких! — и он помогает Сержу надеть плащ и поднимает его воротник. Тот улыбается, целует Клод на прощание и идет к двери, а там еще раз оглядывается.
— Это был самый счастливый день в моей жизни, — говорит он. — Спасибо, мои дорогие!
И дверь за ним закрывается.
— Чтобы теперь ни произошло, — говорит она, — мы снова вместе. А еще у нас есть Макс.
— Да, — соглашается Филипп. — Мы с ним все обсудим. Он найдет какое-то решение для нас. Умнее его я человека не знаю.
Они подходят к большому окну, и Клод распахивает его — но очень ненадолго, потому что дождь так и хлещет. Ей приходится закрыть окно.
— Вон он, — говорит Филипп.
Они видят, как Серж приближается к перекрестку, обходя машины. На темном фоне
— Мотек! — кричит Клод.
Она бежит к двери, бросается к лифту, за ней Филипп. Они спускаются в холл, где тоже были слышны выстрелы, там люди что-то горячо обсуждают, а консьерж вызывает полицию. Они оба выбегают под дождь и протискиваются между машинами, остановившимися у перекрестка, чтобы попасть на «зебру», где, раскинув руки, лежит Серж. Глаза его открыты, дождь бьет его по лицу.
— Мотек! — надрывно зовет его Клод.
Она стоит рядом с его телом на коленях, она склонилась над ним и шепчет:
— Мотек! Скажи что-нибудь!..
Губы его шевелятся, и он шепчет:
— Клод, я тебя…
И тут Серж умолкает. Рот его остается открытым, а дождь лупит по его глазам.
Филипп тоже опускается на колени, он держит Сержа за руку, люди выходят из автомобилей и из отеля, вокруг них образовалось плотное кольцо любопытствующих. Никто не произносит ни слова, не задает никаких вопросов, и вот раздаются сирены патрульных машин и «скорой помощи». Чиновники полиции пробивают себе дорогу через толпу. Синие огни на крышах их машин продолжают мерцать. Полицейские оттесняют толпу подальше: «Проходите! Проходите!» Торопливо подходит врач в белом халате, опускается на колени рядом с Филиппом, чтобы осмотреть тело Сержа. Клод поднялась. Филипп тоже. Они видят, как врач расстегивает плащ. Костюм Сержа и его черная рубашка в крови.
Врач поднимает голову, смотрит на Клод и покачивает головой. Затем отворачивается. Подходят санитары с носилками. Клод хочет подойти поближе к Сержу, однако Филипп удерживает ее, а полицейские продолжают оттеснять любопытствующих.
Вдруг появляется Макс. Он поддерживает под руку Клод, которая, похоже, больше ничего не видит и не слышит, и говорит:
— Вот, возьми! — и он протягивает Филиппу тонкую золотую цепочку с амулетом. — Я сначала прибежал в твою гостиную, там он и лежал на полу, этот амулет… цепочка порвалась… Клод с такой силой обняла Сержа, что тогда это, наверное, и случилось…
Филипп видит порванную золотую цепочку с амулета Мане-Каца, на одной стороне которого десять заповедей на скрижалях, а на другой Моисей со свитком в руках и это дивное дитя, которое Мане-Кац так часто изображал, хотя никто не знает, почему…
23
В понедельник, 13 октября, Сержа Молерона хоронят на кладбище в Вейрье. На небе нет ни облачка, светит солнце, веет легкий ветер.
В Женеве два еврейских кладбища: старое в Каруже и новое, очень просторное, у дороги де’Арваль, в районе Вейрье, который тоже относится к Женеве, хотя находится на некотором расстоянии от города, ближе к французской границе.