Любовь приходит в черном
Шрифт:
А потом стало горячо, сладко, Марина вскрикнула. Когда она открыла глаза, сверху было лицо Артура. Он двигался мощными рывками. Заметив, что она проснулась, он остановился, поцеловал Марину в лоб:
— Доброе утро.
— Да, — простонала она, выгибаясь и помогая ему бедрами.
— Что?
— Не останавливайся.
Он ухмыльнулся, вышел, а вошел медленно-медленно.
— Не могу насладиться тобой, ты самая лучшая.
Марина обвила его шею руками, чтобы чувствовать его каждой клеточкой тела. И снова — головокружительный полет, и падение, и снова взлет.
А
— Малыш, полдевятого, — проговорил Артур.
— Так рано, — улыбнулась Марина, переворачиваясь на спину и потягиваясь. — Я думала, что снова безнадежно проспала. Спасибо! Такой будильник мне нравится больше.
— Когда ты должна быть на месте? — поинтересовался он, приподнимаясь на локте и рассматривая Марину.
— Девять, начало десятого.
— Тогда собирайся. Делу — время, как говорится. Когда у тебя отпуск?
— Не скоро, — вздохнула она, отмечая, что глаза Артура горят, он выглядит счастливым, свежим и будто немного помолодевшим. Значит, не одна она с ума сходит, и это обнадеживает.
— Надо будет отправиться в теплые страны, спать до обеда, и чтоб симпатичные мулатки махали опахалами…
Марина толкнула его:
— Ах, негритянки…
Артур сгреб ее в объятия, прижал к кровати и прошептал:
— Ах так, да? Ну ладно, ты наказана, и вторую порцию сладкого не получишь, пойду кофе варить.
Он спрыгнул с кровати и отправился в кухню в чем мать родила. Марина залюбовалась им. Раньше она считала, что женское тело гораздо эстетичнее, но у Артура даже мужской орган был красивым. Или это бурлящий в крови гормон заставляет видеть только хорошее. Ну не может человек быть идеальным! Не бывает такого.
Марина наконец осмотрелась. Они предавались разврату в просторной овальной гостиной с диковинными растениями, листьями вдоль стен. Ложе любви оказалось разложенным диваном, да и остальная мебель — глубокие кресла и журнальный столик, например, не подходили спальне. Из помещения вели несколько дверей. Одна была приоткрыта, за ней журчала вода и звенела посуда.
А еще казалось, будто издалека доносятся сдавленные рыдания — плачет то ли ребенок, то ли женщина, и от этого делалось не по себе. Марина перевела взгляд на дверь справа. Вроде бы всхлипывали там, но стоило напрячь слух, как звуки стихали, все так же шелестел кондиционер, мурлыкал себе под нос Артур. Но едва Марина расслаблялась, как плач возвращался — слабо уловимый, будто рыдал бестелесный дух.
Настроение начало портиться. Воображение нарисовало заложников, запертых в соседней комнате, и Марина попыталась убедить себя, что это слуховые иллюзии. Но все равно хотелось посмотреть, что там. Вообще странно, что Артур занимался с ней любовью в гостиной, а не в спальне. Впрочем, может, просто не дотерпел?
Через
Здравый смысл ехидствовал, что не так все просто, потом будет очень больно, но Марина предпочитала не думать о будущем. У нее есть фантастическое сейчас, за которое не жалко заплатить любую цену. Да хоть душу продать.
Поставив чашку на стол, Артур проговорил:
— Мне нужно ехать, да и тебе пора на работу. Быстренько в душ — и по коням.
Когда хлынула вода, ударили фонтанчики из встроенной в стену душевой кабинки, Марине снова почудился женский плач. На цыпочках она ступила на пол и прижалась ухом к стене: ничего. Тишина абсолютная, и вдруг — звон разбитой чашки и снова тишина. Плач больше не повторялся. Спешно вытершись, Марина выскочила в гостиную, где уже одетый Артур собирал с пола осколки.
Но она была уверена: что-то разбилось именно там, за запертой дверью. «Успокойся, Кнышева. Ну не Нарния же у него там! Разве что если Нарния — имя собственное». Нет, это вряд ли. Если бы Артур был женат, он снял бы гостиницу, а не тащил бы любовницу к себе.
Лишь сейчас до Марины дошло, что ей не в чем идти на работу: не во вчерашнем же платье цвета морской волны. Где находится дом Артура, она запомнила плохо и не имела представления, есть ли здесь магазины.
— В сотне метров от дома магазин женской одежды, — сказал Артур, будто прочитав ее мысли. — Выберешь, что тебе приглянется, только быстро, а то я опаздываю.
Спускаясь на лифте, Марина прижималась к Артуру, жадно вдыхала его запах и думала о том, что в реальности карета превращается в тыкву не в полночь, а поутру. Рука Артура неподвижно лежала на ее плече, а взгляд был таким, будто он перемножает в уме многозначные числа.
Выйдя из подъезда, Марина оглянулась: Артур жил в отреставрированной сталинке. Выложенный булыжником двор не огораживался, живой изгородью служили тополя с обрезанными верхушками. Вдоль аккуратно подстриженных розовых кустов припарковались дорогущие «Лексусы», «Инфинити» и «Мозератти», рядом с которыми «Мицубиси» Артура смотрелся ведром с болтами. На медной табличке было выгравировано: «Полесская, 29». Значит, Полесская. Марина улыбнулась; раньше их с Артуром связывал лишь телефонный номер, теперь же она знала, где он живет — они стали ближе.
Вышли на шумящую машинами улицу и словно очутились в другом мире, где пахло пылью, бежали злые, озабоченные люди, сигналили застрявшие в пробке автомобили, отражаясь в бесконечных витринах.
Бутик назывался «Моя прелесть». Марина выбрала первую приглянувшуюся блузку бронзового цвета с короткими рукавами и узкую черную юбку до колен, выскочила из раздевалки, показалась Артуру и с ревностью отметила, что продавщица — брюнетка модельной внешности — вьется вокруг него.
— Шикарно, — кивнул он, отсчитал денег брюнетке и поспешил к выходу, Марина едва за ним успевала.