Любовь шевалье
Шрифт:
Настоятель и монахи подошли к алтарю и заглянули в котел. Убедившись в справедливости слов брата Любена, отец настоятель рухнул на колени.
— Чудо! Чудо! — закричали все в один голос.
И вся братия затянула «Магнификат», да так громко, что задрожали стены монастыря.
Настоятель поднялся с колен и обнял Любена; его примеру последовали остальные монахи, а послушники склонялись перед ним, касаясь рукой подола рясы.
По приказу настоятеля монахи сняли котел с алтаря.
— Братья мои! — произнес отец настоятель. —
Привратник помчался открывать ворота. Процессия иноков двинулась к монастырскому храму. Но когда они поравнялись с распахнутыми воротами, Любен не смог совладать с демоном гордыни, выхватил у братьев котел и ринулся на улицу. За ним побежал его неразлучный друг Тибо.
Оказавшись за стенами монастыря, красный, взъерошенный Любен громовым голосом возвестил собравшимся о том, что случилось великое чудо. Брат Тибо поспешил подтвердить его слова.
— Это я, я сам налил воду! — кричал Любен.
— А теперь в котле кровь! Смотрите, смотрите все! — верещал Тибо.
Вслед за двумя монахами из главных ворот обители высыпала и остальная братия. В мгновение ока густая толпа окружила котел. Отметим интересное совпадение: ближе всех к священной реликвии оказались десятка два дворян из свиты Екатерины Медичи под предводительством Моревера.
Они же первыми подхватили вопли монахов:
— Кровь! Кровь! Господь явил чудо!
Несколько женщин из простонародья протолкались к котлу; две из них тут же лишились чувств, остальные опустились на колени. За ними пала на колени и вся толпа с криком:
— Чудо! Хвала Господу, чудо!
Два дюжих монаха быстренько уволокли Любена и Тибо обратно в обитель, прихватив заодно и котел. Ворота закрылись. Но народ, подбадриваемый доносившимся из-за стен монастыря колокольным звоном и пением монахов, продолжал орать:
— Чудо! Чудо!
Чей-то голос перекрыл остальные:
— Да здравствует месса!
Ему вторили дворяне Екатерины:
— Смерть гугенотам! Да здравствует Гиз! Гугенотов — на виселицу!
— Вон гугенот! Смотрите, вон проклятый еретик! — проревел тот же голос, что первым начал славить мессу.
— На колени, на колени…
— Да их двое!
— Смерть нечестивцам!
Толпа окружила двух молодых людей, на которых указывал Моревер. Посыпались угрозы и проклятья, взметнулись вверх кинжалы, ненависть исказила лица… Юноши были обречены…
Но в эту минуту распахнулись монастырские ворота. Дело в том, что подвыпивший брат Любен умудрился вырваться из объятий своих собратьев и решил явиться народу, красный, слезливый, с заплетающимся языком… При виде святого, обратившего воду в кровь, толпа вновь пала на колени, крича:
— Чудо! Чудо!
Тут-то Любен и увидел двух молодых людей, а, увидев, узнал одного из
— Не может быть… Мой дорогой, дорогой господин де Пардальян!.. Как вы меня угощали там… на постоялом дворе… позвольте, позвольте мне прижать вас к груди…
— Чудо! Чудо! — все еще вопила толпа.
Глава 13
ВАЖНАЯ РОЛЬ МОРЕВЕРА
В воскресенье шевалье де Пардальян навестил своего приятеля Марийяка, к которому заходил теперь очень часто. Юноши поверяли друг другу свои радости и печали, мечты и надежды. Марийяк рассказывал об Алисе, Пардальян — о Лоизе. Деодат неоднократно порывался испросить аудиенцию у королевы-матери, чтобы получить у нее охранную грамоту для маршала де Монморанси и его семьи, однако Пардальян решительно останавливал графа. Всякий раз, когда Марийяк заводил разговор о Екатерине и начинал восхищаться ее добротой, обаянием и теми милостями, которыми она осыпала своего незаконнорожденного сына, шевалье замыкался в мрачном молчании.
«Чего только не бывает, — размышлял он. — Как знать: возможно, и в сердце жестокой королевы пробудились наконец какие-то чувства. Вдруг она действительно привязалась к своему вновь обретенному сыну?! Но нельзя исключить и того, что неожиданная благосклонность Екатерины — всего лишь средство заманить Деодата в ловушку… Нет, об Алисе я не скажу ни слова — даже под страхом смерти не выдам никому ужасный секрет, которым она поделилась со мной в трудную минуту».
Итак, шевалье не поддерживал бесед ни о королеве, ни о ее фрейлине; он лишь то и дело повторял:
— Берегите себя, друг мой, берегите себя!
А Марийяк только смеялся в ответ… Он упивался безмятежным счастьем, его рассудок точно погрузился в сон. Лишь одно по-прежнему печалило графа — неожиданная кончина Жанны д'Альбре.
В тот день друзья увиделись после трехдневной разлуки.
— А я как раз хотел пойти во дворец Монморанси, чтобы встретиться с вами, — вскричал граф, стискивая руку шевалье. — Но что случилось? Вы чем-то расстроены?
— Зато вы просто светитесь от радости. Похоже, примеряли новый наряд?
Марийяк и правда только что снял с себя восхитительный костюм, недавно присланный портным. Это было роскошное одеяние, пышность которого соответствовала моде тех времен. Однако весь наряд — от пера на шляпе до атласных штанов — был черным.
— Завтра — торжественный день, — улыбаясь, сказал Марийяк. — Наш король Генрих венчается с мадам Маргаритой. Видели, как украшен собор Парижской Богоматери? Такое великолепие: стены затянуты бархатом с золотой бахромой, установлены дивные кресла для жениха и невесты…