Любовь шевалье

Зевако Мишель

— Не бейте его! Сжальтесь! Расправьтесь со мной, со мной одной!

— Смерть! Смерть предательнице! — в гневе завопили фрейлины.

Сверкнули занесенные кинжалы, и словно в жутком кошмаре, Алиса увидела сквозь пелену слез, хлынувших у нее из глаз, Екатерину Медичи: королева стояла на ступени алтаря, сжимая в руке кинжал, попирая ногой Марийяка, и рыча, как тигрица:

— Так падут все враги Создателя и престола!

— Смилуйтесь, смилуйтесь над ним! — рыдала Алиса.

— Дети мои! — зазвенел голос Екатерины. — Поклянитесь беспощадно истреблять врагов святой церкви и недругов королевы!

Такова воля Божья!

Алиса одной рукой обняла своего любимого, а другой схватилась за юбку Екатерины. Пятьдесят девиц словно обезумели: они размахивали ножами; их глаза сверкали, на губах выступила пена; ужасную присягу принесли они своей повелительнице. Бедная Алиса, собрав последние силы, закричала:

— Будь ты проклята! Будь ты проклята, жестокая королева. Будь ты проклята, кровавая ведьма! Ты мечтала увидеть сына. Так смотри же! Вот он…

Алиса упала на тело Марийяка, обвила его руками и простонала:

— Я люблю тебя!..

Это были последние слова Алисы де Люс…

Глава 23

КЛАДБИЩЕ ИЗБИЕННЫХ МЛАДЕНЦЕВ

Все было кончено. Екатерина что-то тихо приказала фрейлинам, и те стали поодиночке выскальзывать из храма. Одна девица, оказавшись на улице, шагнула к стоявшим у дверей мужчинам и что-то им шепнула. Четверо стражей вошли в собор и двинулись к алтарю. Екатерина Медичи, запахнув длинную черную накидку, молилась, опустившись на колени. Заметив мужчин, она молча указала им на труп графа де Марийяка.

— Эту тоже вынести? — поинтересовался один, покосившись на Алису де Люс.

Королева отрицательно покачала головой. Охранники выволокли останки Марийяка из храма. Екатерина загасила свечи, мерцавшие справа и слева от дароносицы. Только тусклый свет факела, укрепленного под самым потолком, рассеивал теперь тьму. Екатерина нагнулась над человеком, распростертым перед алтарем. Это был монах Панигарола.

Опустив ладонь ему на грудь, Екатерина почувствовала, что сердце инока слабо бьется. Тогда она достала из кошеля на своем поясе бутылочку и, открыв ее, сунула монаху под нос. Но тот так и не пришел в сознание.

— И все-таки он жив! — прошептала королева.

Наконец тело Панигаролы содрогнулось, и он поднял веки.

— Отлично! — обрадовалась Екатерина. — Он все время лежал без чувств и ничего не знает!

Монах встал на ноги. Ему казалось, что он вернулся с того света. Его мозг отказывался работать, мысли разбегались. Екатерина сжала пальцы Панигаролы и подвела его к телу Алисы.

— Она умерла, мой несчастный друг, — скорбно промолвила королева. — Видите, он убил ее… Я не успела вмешаться… Он заметил у вас в руке бумагу, схватил ее и прочитал… Граф страшно разъярился, накинулся на нашу милую Алису и буквально исполосовал страдалицу кинжалом. Она рухнула на пол, и тут он нанес ей последний удар… Но преступник не остался безнаказанным. Обезумевший, залитый кровью, он выскочил на улицу… Там меня дожидались мои приближенные. Они подумали, что он напал на меня… Одним словом, останки Марийяка уже покоятся на дне Сены. Прощайте, маркиз… Можете забрать тело этой бедняжки… Предайте его земле… Упокой, Господи, душу Алисы де Люс!

Монах не произнес ни слова. Трудно было понять, слышал ли он рассказ королевы. Должно быть, слышал… Но, похоже, он не желал разговаривать с Екатериной. Ее присутствие внушало ему ужас и отвращение, хотя причину этого Панигарола не понимал.

Екатерина отступила назад и растворилась во мраке, будто привидение, явившееся из могильной тьмы только для того, чтобы совершить свое черное дело. Через минуту королева уже шагала по парижским улицам. Она шла одна, с кинжалом в руке, без охраны, пешком, но ничего не боялась: сердце ее сладко замирало от пережитого в соборе ужаса. Умиротворенная и довольная, спешила Екатерина Медичи к себе во дворец.

Панигарола остался один на один с Алисой. Он склонился над телом и опустил ладонь на обнаженную грудь женщины, однако ударов сердца не ощутил: Алиса умерла. Монах выпрямился, осмотрелся, ища что-то глазами, и наконец нашел. Он быстро направился к сосуду со святой водой, смочил носовой платок из тончайшего батиста и начал осторожно стирать кровь с кожи Алисы.

Хотя в соборе было почти совсем темно, Панигарола ходил по храму бесшумно и уверенно, словно в окна лился солнечный свет. Он три раза опускал платок в священный сосуд, так что вода в нем покраснела от крови. По удивительной случайности лицо Алисы не пострадало: стальные лезвия пронзили ее грудь, плечи и руки. Инок обмыл все раны и вгляделся в любимые черты. Алиса была поразительно красива. В мерцающем свете факела она казалась идеалом женской прелести.

Панигарола обследовал раны на ее теле; их было семнадцать, однако все они представляли собой лишь глубокие порезы, не затрагивавшие ни одного важного органа.

— От таких ран не умирают, — пробормотал монах.

Осматривая покойницу, Панигарола увидел на указательном пальце правой руки перстень со сдвинутым камнем. Он с трудом снял кольцо с похолодевшей руки, зажег свечу и с болезненным интересом стал исследовать драгоценность. В том углублении, где раньше находился камень, Панигарола заметил несколько белых крупинок. Монах вернул камень на место, чтобы крупинки не выпали, и надел перстень себе на мизинец.

— Мое обручальное кольцо! — горько усмехнулся он.

Панигарола хотел прикрыть тело Алисы, но ее платье было разодрано в клочья. Тогда инок снял свое темное одеяние из грубой шерсти и закутал в него усопшую, а сам остался в роскошном костюме аристократа. Он с легкостью, почти без усилий, подхватил на руки завернутый в монашескую рясу труп и вынес его из храма.

У дверей ожидал экипаж: о нем-то и говорила Екатерина. К маркизу де Пани-Гарола приблизился какой-то человек, скорее всего, кучер, и почтительно произнес:

— Монсеньор, карета подана…

— Это для меня? — уточнил монах.

— Да, монсеньор. Я получил распоряжение следовать через Лион в Италию. Все готово, садитесь.

Маркиз, не говоря больше ни слова, положил тело Алисы в экипаж, плотно закрыл дверцу, прошел вперед и, подхватив поводья, неторопливо повел коней по улице. Карета покатилась, а ошеломленный возница замер на козлах: он ничего не мог понять.

«Королева заявила, что я повезу новобрачных, — изумленно думал он. — Молодая, наверное, в экипаже, но почему на ней монашеская ряса?»