Любовь сладка, любовь безумна
Шрифт:
Деверо нахмурился, вспомнив о покрытом пылью порученце, привезшем приказ покинуть Закатекас и идти маршем на Дуранго. Этот проклятый креол, там внизу, которого только что избили как собаку, прекрасно это знал!
«Вы проиграли войну. Ваше поражение — лишь вопрос времени», — издевательски бросил он. Неужели этот парень нисколько не ценит собственную жизнь? Сколько еще он может вынести и не сломаться?
«Посмотрим, — думал Деверо, — мы еще посмотрим!»
Он заметил взгляд сержанта Малаваля и сделал почти неуловимый жест. Девушка встрепенулась. Деверо крепче сжал ее талию:
— Помните, что я говорил, мадам: ни криков, ни истерики. А когда все будет кончено, может, вы и сумеете спасти жизнь мужа.
Джинни едва понимала, что он говорит, ее взгляд против воли был прикован к узнику, зубы терзали нижнюю губу.
«Если он может вынести, — лихорадочно думала она, — тогда и я смогу. Я не должна кричать, не должна!
Боже, помоги вынести все, выдержать этот кошмар!
Сейчас я проснусь — и все будет по-прежнему, когда мы лежали в, объятиях друг друга, ища защиты от ночной прохлады».
Сержант помешал угли длинной кочергой. Слезы застилали глаза Джинни. Кровь… кровь повсюду: на земле, на столбе, спина пленника разорвана, изуродована этим чудовищем.
Джинни с внезапно ударившей в сердце болью вспомнила, как перекатывались эти мышцы под ее пальцами, когда обоих охватывал экстаз любви… да-да, любви! Почему она не смогла признаться себе в этом раньше? Она любила Стива с той самой минуты, когда он поцеловал ее так безжалостно, смеясь над ее гневом, — этот красавец с жестким лицом и самыми синими в мире глазами. О Господи! Почему она была так своевольна и упряма? Он любил ее, Джинни поняла это сейчас, внезапно, словно от удара. Именно из-за нее Стива пытали и, может быть, убьют?! Он не вернулся бы, будь ему все равно. Они были чересчур горды, чтобы признать правду, а теперь слишком поздно! Если Стива расстреляют — он умрет, ненавидя и презирая ее!
Подойдя к узнику, сержант Малаваль бесстрастно посоветовал:
— У тебя еще есть возможность признаться, слышишь, Хуаристская собака? Твое упрямство не доведет до добра! Будь разумным, подумай о себе!
Стив так и не пришел в сознание окончательно, несмотря на несколько ведер воды, вылитых на него. Слова сержанта не проникали в затуманенный болью мозг, пока он не услышал боязливо-сочувственный шепоток, доносившийся из толпы. И как ни странно, ему почему-то захотелось громко расхохотаться. Неужели они и в самом деле решили его заклеймить? Надутые глупцы! Для чего? Оставить шрам на трупе? Как еще они не привезли с собой гильотину?!
Том Бил ничего не смог сделать — настала очередь сержанта. Стив слышал, как они спорили, прежде чем Бил в ярости удалился. Стив вытер пот со лба и попытался поднять глаза. Интересно, почему Консепсьон все еще здесь, а лицо ее так осунулось и побелело?! Почему? Ах да, они собираются заклеймить его как каторжника. От него ожидают крика, и он закричит. Может, они взбесятся настолько, что убьют его на месте и закончат этот смехотворный спектакль…
Сержант Малаваль взялся за ручку железного клейма и двинулся вперед. Не стоит и проверять железо — оно раскалено добела! Расставив ноги, сержант Малаваль нацелился и прижал клеймо к кровавой, истерзанной плоти, слыша, как шипит сожженная кожа. Омерзительно запахло паленым.
Тело узника напряглось и обмякло. Глаза закрылись, лицо исказила мучительная гримаса. Стив Морган хрипло вскрикнул, но это не был крик раненого животного, молящего о пощаде, как ожидал сержант. Вместо этого негодяй имел наглость заорать из последних сил:
— Да здравствует революция!
Несмотря на присутствие целого полка французских солдат, вооруженных до зубов, в толпе раздались приветственные возгласы. Какая-то красивая женщина громко завопила, обзывая французов палачами и мясниками. Кто-то заорал на всю площадь:
— Смерть французам!
Малаваль нерешительно взглянул на полковника. Дьявол, если он ничего не предпримет, начнется восстание. Заключенный вел себя как герой! Нужно было сразу его расстрелять, но полковник наделал глупостей…
Деверо перегнулся через перила, едва сдерживая ярость:
— Сержант! Гоните этих проклятых идиотов отсюда, да побыстрее! Закройте ворота!
Малаваль взял под козырек:
— Есть, мой полковник! Немедленно! — И, поколебавшись, добавил:
— Мой полковник… заключенный…
— Делайте как ведено, сержант! Избавьтесь от толпы! А этот… пусть жарится на солнце, пока я не решу, что с ним делать.
Сержант браво отсалютовал и начал выкрикивать приказы. Разогнать людей оказалось проще простого. Стадо грязных дикарей! Да и сам сержант был рад убраться отсюда как можно дальше, в тень, в прохладный кабачок, где можно распить бутылочку вина. Скорее бы оказаться в Дуранго! Интересно все же, что полковник сделает с заключенным? А женщина? Она не похожа на пленницу. Может, это все же любовница полковника?
Сержант пожал плечами. В конце концов, это не его дело!
Слава Богу, их здесь скоро не будет!
Поставив двух мексиканских ополченцев охранять узника, сержант отправился в казарму. Пора укладывать вещи!
Глава 38
В комнате с закрытыми наглухо окнами стояла невыносимая духота. Дурной сон все длился, длился бесконечно, затягивая Джинни в водоворот ужаса.
Мокрыми бессильными пальцами она возилась с застежками платья. Унижение за унижением: теперь она вынуждена раздеваться для него — Деверо предупредил, что они заключили сделку и Джинни должна выполнить уговор, добровольно покорившись ему. Добровольно? Господи Боже, как может этот жирный, гнусно улыбающийся червяк воображать, что она может покорно отдаться ему?! Но Деверо ясно сказал, чего ожидает от Джинни.
— Простите, дорогая, если обойдусь без лишних любезностей! Я просто солдат и привык брать женщин в спешке, между боями. Днем я буду наслаждаться вашим прелестным телом, а вечером предстоит долгий путь в Дуранго. Уверен, что вы подарите мне много приятных моментов! Только помните, малышка, я не такой дурак, каким вы меня считали, правда? И к тому же никогда не заключаю невыгодных сделок!
Платье соскользнуло на пол, и Джинни затряслась в ознобе. Тело было словно лед, и она едва удерживалась, чтобы не стучать зубами.