Любовь со вкусом вишни (Смерть в наследство)
Шрифт:
Они остановились у забора дедушкиного дома. Задняя калитка обнаружилась, но, естественно, запертая на большой висячий замок, как и положено в справном хозяйстве.
Кнуров достал что-то из одного из многочисленных карманов жилетки, которую надел в машине, скинув куртку перед тем, как идти. Придвинувшись вплотную к ажурной кованой калитке, что-то сделал и через несколько секунд открыл дверь. Они быстро вошли на участок, Сергей захлопнул за ними дверь и закрыл ее на замок.
Из-за угла дома, предупреждающе рыча, обманчиво-ленивой трусцой вышел Апельсин.
– Апельсин,
Пес перестал рычать, улыбнулся во всю собачью морду и резво потрусил к ним. Этот пес умел улыбаться! Честное слово!
Открылась задняя дверь дома, и вышел дедушка.
– В дом, быстро! – приказал Сергей и слегка подтолкнул Нику в спину.
– Дедушка, пошли в дом, – перехватив деда, идущего к ним навстречу, на середине дорожки и стараясь его не напугать, прошептала Ника.
Василий Корнеевич был не просто стреляный воробей – мудрый, битый, хитрый, видевший и понимавший го-о-ораздо лучше многих и многих – орел, какой уж там воробей!
Только стрельнув глазами на спутника внучки и не задавая никаких вопросов, он тихо свистнул Апельсину, который, подчиняясь приказу, первым влетел в дом, удивив Нику своей неожиданной прытью.
Дедушка вошел последним и запер за собой дверь. И Ника тут же кинулась к нему обниматься.
– Дедушка!
– Здравствуй, здравствуй, солнышко! Как ты себя чувствуешь, выздоровела? – Он поцеловал ее в макушку и погладил по голове.
– Да, дедушка, все в порядке!
– Ну, слава богу! А то я уж в Москву собрался, совсем места себе не находил!
– Знакомься, дед, это Сергей Викторович Кнуров, – представила спутника Вероника.
Мужчины пожали руки, приглядываясь и оценивая друг друга.
– Василий Корнеевич, – представился дедушка.
«Ничего себе!» – восхитился про себя Кнуров.
Вероника очень точно описала его – большой, высокий, с могучим разворотом плеч, подтянутый, ни грамма лишнего веса, ни следа старческой немощи, большие, сильные руки, совершенно седая, но не поредевшая шевелюра и очень внимательные, цепкие, всевидящие глаза. Эдакий русский богатырь, постаревший, но от этого не потерявший свою стать. Не мужик – былина! Сколько ему лет-то вообще?
А вот что она не рассказала, так это то, что не прост был этот Василий Корнеевич! Еще как не прост!
«Сработаемся! – удовлетворенно и даже радостно подумалось Кнурову. – То, что этот дедушка не менее матерый, чем я, а скорее всего, и более ого-го как, это хорошо! Значит, быстрее раскопаем дело, и эту пигалицу меньше подставлять придется, сами справимся!»
У него немного отлегло от сердца.
Ну, слава богу! С мужиками оно проще работать, а с таким, как этот Василий Корнеевич, не работа, а сплошной праздник ума! Это Кнуров понял в считаные секунды знакомства.
– Давайте-ка стол организуем, – предложил Василий Корнеевич. – Вы с дороги, проголодались, наверное. Да и праздник отметить надо, рюмочку выпить.
– Какой праздник, дедушка? – улыбалась, словно светилась вся изнутри, Вероника.
– Так твой приезд и выздоровление! Как, Сергей Викторович, рюмочку примем?
– Почту
– Тогда за дело!
Решили устроиться на кухне за большим круглым столом. Пока чистилась и варилась картошка, под нее были принесены из кладовой селедочка, соленые огурчики, квашеная капустка, маринованные в бочке помидорчики, а из морозилки достали заиндевевшую бутылку водки.
Они пока ни слова не сказали о цели их приезда, но дедушка не задал ни одного вопроса: почему через заднюю калитку, почему тайно? Мужчины незаметно продолжали присматриваться друг к другу, отмечая детали поведения, характера, дополняя уже понятое ими, прощелканное в первые же минуты.
Кнуров отметил, как преобразилась Вероника, она улыбалась, то и дело обнимала и целовала в щеку деда, гладила по руке, глаза светились любовью и радостью, смеялась, шутила.
Когда стол накрыли, по всем правилам – скатерть, салфетки, ножи-вилки, рюмки и бокалы к ним, в центре, в большой глиняной пузатой посудине с крышкой, картошечка; селедка в селедочнице, как и полагается, с маслом и лучком, огурчики, помидорчики и капуста в хрустальных салатницах, Ника спросила:
– Дедушка, а где графин?
– В буфете, справа, на второй полке.
Сергей, принимавший в сервировке участие, хмыкнул про себя, добавляя штрихи к характерам деда и внучки.
«Да, не дедок-шишок садоводческий или из леса выбравшийся, а боевой офицер, еще старой закалки, гусар, умница! И внучка ему под стать!»
Даже не глядя на него, Василий Корнеевич понял, о чем подумал Кнуров, чуть усмехнулся и пояснил:
– У нас так принято.
А Ника вдруг остановилась на полдороге с графином в руках, только сейчас осмыслив свои действия.
Она, не задумываясь, сервировала стол, как привыкла, как заведено было всегда в их семье, даже для завтрака легкая сервировка – салфетки, хлебница, нож, вилка, чашка с блюдцем, не говоря об обеде и ужине.
А вдруг дедушка живет по-другому? Может, он совсем по-другому ест и стол накрывает? Может, у него не приняты такие политесы сервировочные?
Нет, тут же успокоилась Ника. Его подтянутый вид, идеально выбритые щеки, безупречно чистые и наглаженные джинсы и байковая рубашка, чистота в доме и то, что все эти вазочки-тарелочки, графинчики не пылились где-то на полке, ожидая гостей и праздничного застолья, а сверкали, чисто вымытые, явно постоянно использовались. Да и когда она приезжала в прошлый раз, дедушка машинально, как привык, накрывал стол именно так, это как-то сразу осозналось ею.
Это ведь был ее дедушка, значит, не могло быть иначе!
Водочку перелили в графин, когда они сели за стол, дедушка наполнил себе и Сергею рюмки.
– С приездом, Никуша! И за твое выздоровление! – сказал дед, и они, чокнувшись, выпили.
Василий Корнеевич выдержал паузу, дав гостям утолить первый голод, и, все посматривая глазом острым, приглядывался к Кнурову. Дед с Сергеем выпили еще по одной малюсенькой стопочке за знакомство, закусили, и дедушка, добавив всем картошки в тарелки, распорядился: