Любовь тигра
Шрифт:
Дверь кабинета со скрипом поехала... Я героически поднялся навстречу опасности. В щель просунулся серебристогрязный надувной сапог, потом колено в изжелтевших джинсах, потом поднос с чашками и наконец, сияя железом зубов и лучась глазками, знакомая голова. Со стоном я рухнул обратно.
– Ну ты, зверюга беспартийная!
– ласково просипел он.
– Жив еще? Сейчас врежем чайку!
– Чайку?
– пробулькал я.
– А кофе нельзя? Там... кофе с молоком в банке было.
– А кофе с молотком ты не хочешь?
– оскалился он.
– Ты вчера так тут ураганил! Удивительно, что стены стоят!
– ...Я?
–
– Как - "девчонкам"?
– Я снова упал.
– Не помнишь?
– он усмехнулся.
– Ну, так и ходи!.. Ничего - я в свое время тоже ураганил, как зверь! Всю Сибирь заблевал, пока пить выучился. Но нам, строителям, без этого дела ни шагу!
На кухне засвистел чайник, и он, развернувшись, ушел туда. С колотящимся сердцем я кинулся к столу, выдвинул ящик - бумажник лежал сверху - вывернутый, пустой... Снова нашла слабость. Услышав приближающиеся шаги, я торопливо задвинул ящик.
– Ну ты, зверюга, - появляясь с чайником, произнес Фил.
– Подниматься собираешься, нет? Придерживаясь за стенку, я сел.
– Скажи, - сделав мизерный хлебок чая, решился я.-А ты случайно деньги мои из ящика не брал? Некоторое время он неподвижно смотрел на меня.
– Взял!
– сурово сказал он.
– Ты так ураганил вчера, что все бы приговорил!
– Да понимешь вот... на ремонт копил, - я обвел рукой обшарпанные стены.
– Ладно - сделаю я тебе ремонт!
– хмуро произнес он.
– Что я могу уж - то могу. Что не могу - говорю сразу! Сделаем в один удар. Я так хочу тебе сделать, как недавно в Москве у одного видал.
– А во что... это встанет?
– хоть таким хитрым образом я попытался выведать, сколько моих денег у моего сурового друга.
– Что ты дергаешься, как вор на ярмарке?!
– рявкнул он.
– Не бойся - на тебе не поднимусь! Без тебя есть на чем подняться, а уж на друзьях - последнее дело!
– презрительно проговорил он.
Пот тек с меня ручьем. Получалось, я допускал мысль о такой гнусной возможности - подниматься на друзьях!
С тревогой я чувствовал: он почему-то усиленно внушает идею о старинной нашей дружбе; о неразлучной компании, все входящие в которую до сих пор связаны святыми узами... Зачем-то это нужно ему... или просто для самоподъема?
– ...Да - и раковину бы, раковину!
– вскричал я.
– ...Ты как японец - все кроишь!
– презрительно произнес Фил.
Действительно, стыдно: человек с дружбой, а я с сантехникой! Позор!
– А скажи... очень плохо я себя вчера вел?
– от весьма мучительной темы я перешел к другой, менее мучительной.
– Что значит - плохо?
– сурово сказал Фил.- Как хотел, так себя и вел! Ты ж дома у себя, а не у тещи в гостях!
– Правильно!
– воскликнул я, резко поднимаясь. Тут стукнула дверь - из ванной в моем халате выплыла королева, роскошным движением закинула влажные волосы за плечо, уселась с нами.
– У Фила что нехорошо?
– уже доверительно, как к своему, обратилась она ко мне.
– Друзей никого нет - всех презирает! Теперь хоть, слава Богу... ...Кто?!
– испуганным взглядом спросил я.
– Как - кто? Ты же, дурачок! ласковой улыбкой ответила Ирина.
– Вам бы, Ирина Евгеньевна, на рабочем месте давно пора быть!
– прохрипел Фил.
– Алкаш ты чумовой!
– она, как
– Ну, ты об этом пожалеешь!
– мстительно проговорила она.
– Так и ходи!
– рубанув ладошкой, произнес Фил. Ирина выскочила. Для чего я тратился, покупал коньяк, отравляя себя, - если все кончилось еще хуже, чем начиналось?!
Фил даже не глянул в сторону выхода, сидел абсолютно неподвижно, потом медленной, шаркаюшей походкой подошел к телефону, набрал номер.
– Здравствуйте, - отрывисто произнес он, потом долго слушал какой-то крикливый голос, не умещающийся в трубке.
– ... Какие-то хадости вы ховорите...
– брезгливо произнес он, двумя пальцами положил трубку.
Уже фактически забыв обо мне, он хмуро наматывал шарф.
– Ты в контору сейчас?
– поинтересовался я. Он долго мрачно смотрел на меня.
– Пойдем, если не противно, - усмехнулся он, пожав плечом. Как это мне может быть противно?! Мы пешком двинулись к его управлению... словно полководцам, приближающимся к линии фронта, нам все чаще попадались следы сражения: разбитые дома, костры, перевернутые фуры. Какие-то люди подбегали к нам и что-то кричали. Фил шел медленно, опустив свой наполеоновский профиль, не реагируя.
По мосткам над канавой мы вошли в сырой колодец-двор разрушенного дома без стекол, дверей и перекрытий. Откуда-то издалека шли звонкие удары. Во втором дворе, возле маленького двухэтажного флигелька, где пахло гнилью оставленного без крыши помещения, из раскрытой канализационной канавы, я увидел зрелище, поразившее меня в самое сердце. Небритый человек в берете и землистой робе огромной кувалдой разбивал белые фаянсовые раковины. Он ставил раковину вверх дном и звонким ударом разносил ее на крупные куски. Рядом уже была высокая груда черепков. Молотобоец швырнул туда вновь полученные осколки, подтянул к себе новую раковину в упаковке, ломиком отодрал доски, поставил раковину в позицию и нанес зверский удар. Это совершенно необъяснимое, на мой взгляд, занятие Фила, наоборот, совершенно не удивило. Он сухо кивнул молотобойцу и, пружиня мостками над канавой, вошел во флигель.
– Детсадик тут делаем!
– счел нужным объяснить он.
Молотобоец шел за нами, скребя молотком по земле.
На каком-то сооружении, похожем на покосившуюся столовскую раздачу, стоял черный мутный телефон.
– Завтра пойдешь к нему!
– прижав трубку ухом к плечу, Фил кивнул на меня и стал щелкать диском, набирая цифры. Молотобоец не среагировал. И Фил, что характерно, моего адреса не назвал. Может, он считает, что я так популярен, что адрес не Нужен?
– Аппликациями все обклеить хотим, - обводя рукой голые стены, произнес молотобоец.
– Лучше, - облигациями, - продолжая накручивать диск, усмехнулся Фил.
Молотобоец побрел обратно, и скоро опять послышались зверские удары, Фил снова накручивал диск. Я вдруг почувствовал, что причина всех наших блужданий в том, что Филу просто неохота появляться у себя на рабочем месте, где уже ждут, свернувшись, как змеи, груды надоевших проблем, а также несколько новых, заботливо приготовленных Иришкой.
Брякнув трубкой, Фил двинулся прочь. Я, как верный секундант, следовал за ним. Фил все больше мрачнел - видно, какие-то мысли все крепче одолевали его.