Любовь в мегабайтах
Шрифт:
— О, авария! Ты рассказывал мне, что это Глоуб устроили твое побоище! А?
— В аварию я попал случайно, но решил выжать из этого всё, что можно. Тут же сообщил Ставицкому про «руку Глоуб». Ставицкий — цепной пес, Глоуб у него в печенках, он скушал мою сказку за милую душу! Я и тебя выписал!
— Выписал?!
— Выклянчил у отца. Не поверил, что ты такая сообразительная! За что и поплатился.
— Зачем же так многоходово и сложно?
— Папаша не дурак, секреты свои держит под семью замками. Сыну не доверял.
Молодец, чутье
— О мертвых или хорошо или ничего.
— Ничего.
— Мое соблазнение входило в рецепт блюда под названием «Ужасная месть Станисласа»?
— Так, сначала от скуки, потом интересно стало, как долго ты продержишься. А уж когда ты в прозрачной кофточке заявилась, всё стало ясно.
— И чего тебе стало ясно? — зло спросила я.
— Что ты готова завалиться на спинку, да еще и ножки сама разведешь. Никакого усилия с моей стороны.
— Свинья! — не выдержала я и, вскочив со скамьи, выбросила вперед руку в надежде влепить ему пощечину.
Он поймал ее, вывернул назад. Я застонала от боли. Мой стон раззадорил Станисласа, и он поднял вывернутую руку выше.
— Понравилось тебе? Я знаю, ты стонешь, когда тебе нравится…
От своих слов и двусмысленной позы Станислас возбудился. Насилие обострило ощущения, и он перестал соображать. Алкоголь погасил остатки здравого смысла.
Станислас подтащил меня, одуревшую от боли к скамье, и, дернув футболку, порвал ее от горла до середины. От увеличивающейся боли я застонала снова, хотя поклялась себе не радовать мучителя.
— Подожди, осталось немного. Порадую тебя напоследок, — пообещал Станислас, — вряд ли потом ты найдешь такого дурака, который будет трахать тебя.
Он сорвал остатки трикотажа и, наконец, отпустив мою руку, свел обе спереди и, намотав на них футболку, привязал мои руки к ножке скамьи, на которую положил меня животом. Я готова была умереть от страха и унижения. Станислас стащил мои джинсы и трусы до середины колен, и я заскулила от безысходности.
— Что, терпенья не хватает? Немного осталось.
Я слышала, как он расстегнул свои джинсы, вжикнув молнией.
— Чего-то не хватает… А!
Его шаги удалились от меня, и надежда мелькнула яркой вспышкой, но тут же угасла, когда он, вернувшись, стал подкладывать подушку под мой живот. Лежать стало удобней, но думал он скорее не о моем удобстве. Приподняв руками мои ягодицы и бедра, старавшиеся уйти от расправы, он заявил:
— Ты меня поимела, красотка! Долг платежом красен, теперь моя очередь.
Меня от моего позора и Станисласа от преступления спас Игорь Александрович Ставицкий, нагрянувший как гром среди ясного неба в нашу заброшенную деревеньку.
Шел по нашим следам Ставицкий давно, выполнял задание Хадраш-старшего.
Не хотелось фигурировать без штанов перед молодцами из службы безопасности, но, увы! Пришлось. Они вломились в нашу ветхую избенку, и вокруг всё стало так тесно, вмиг протрезвевший Станислас закрыл меня своим полуобнаженным телом, а я, скукожившись в своей выдуманно-безопасной скорлупке, от страха вжала голову в плечи и, зажмурив глаза, пыталась отключить слух. Кричащий голос Станисласа пробивался ко мне. Он весьма эмоционально и по-русски велел выйти всем из избы, но молодцы подчинились лишь, когда приказал Ставицкий. Сам Игорь Александрович остался, не захотел испортить эффект неожиданности и не дать нам договориться.
Станислас отвязал мои руки, накинул свою, сброшенную на пол рубашку, на мои оголенные плечи и грудь, и помог натянуть джинсы, не подвластными мне руками я не справлялась. Не сказав ему ни слова, я отошла к окну. Мы стояли в разных углах горницы и не глядели друг на друга.
— Итак, — начал нелегкую беседу Ставицкий, — расскажите мне, пожалуйста, что собственно здесь происходит?
— Это наше личное дело! — вскинулся Станислас.
— Александра Сергеевна едва не подверглась насилию, значит дело уже не личное, — возразил Ставицкий.
— Александра Сергеевна моя любовница, — резко ответил Станислас, — ну а каким образом мы занимаемся любовью, никого кроме нас волновать не должно!
— Александра Сергеевна, рассудите нас, наконец же, — попросил меня Ставицкий.
Я потирала свои затекшие запястья и до сих пор никак не могла оправиться от шока.
Я взглянула на Станисласа. Он сердито стрельнул в меня глазами. Ставицкий внимательно наблюдал за нами.
— Так что, Александра Сергеевна? Кто прав?
— Станислас прав, мы любовники, — я сделала паузу. — Но вы Игорь Александрович правы тоже, ваш приход спас меня от изнасилования.
Ставицкий деликатно кашлянул.
— Ну-с, я думаю, с этим вы сами разберетесь… А сейчас, прошу, нас ждет Владимир Станисласович. У нас уйма вопросов к вам.
От стыда и жалости к себе по моим щекам потекли запоздалые слезы. Станислас дернулся ко мне, но остановился около Ставицкого.
— Только заткни рты своим жеребцам, если услышу хоть одну сплетню об Александре, будут иметь дело со мной лично!
— Это просьба, Станислас? — Ставицкий был уязвлен, но не хотел связываться с сыном босса, тем более что дело касалось меня.
— Да, я очень Вас прошу, — Станислас будто искал ссоры, но немного притормозил.
Он подошел ко мне, я сжалась и испуганно посмотрела в его лицо. Глаза Станисласа были болотного цвета. Он взял мою вырывающуюся из его руки ледяную руку, и, глядя незнакомыми глазами, медленно, что бы было понятно человеку, находящемуся в шоке, сказал:
— Саша, мы должны выйти вместе. Не отталкивай меня. Мы не имеем право дать еще большую пищу для сплетен. Соберись.
Он достал из кармана носовой платок и начал вытирать мне слезы. Станисласу вторил Ставицкий: