Любовь в настоящем времени
Шрифт:
Слов, чтобы ответить, у меня просто нет.
Сижу, закрыв глаза, и чувствую, как она легонько гладит меня по голове.
— У тебя кровь на волосах, — говорит Барб.
— Правда?
— Вот здесь. — Она опять касается моих волос. — Засохшая кровь.
— Надо же.
Как кровь могла попасть на волосы? Наверх ведь она не течет. Вероятно, натекла из носа, когда я лежал, запрокинув голову.
— Иди сюда, — зовет Барб.
— И чем займемся?
— Я вымою тебе голову.
Иду за ней на кухню и сажусь на стул у раковины. Она вручает мне посудное полотенце, чтобы закрыть лицо и не намочить нос. Только к чему все это?
На голову мне стекает горячая вода, пальцы Барб ерошат волосы. Только не думать об этом как о ласке.
— Все произошло так быстро. Я и опомниться не успел. — Чтобы сказать это, мне приходится отодвинуть полотенце ото рта.
Барб моет мне голову.
— И в этом все дело? Правда? Или тебе казалось, что ты не вправе отвечать ударом на удар?
— Трудный вопрос. Стоит мне об этом подумать, как начинает трещать голова. Давай не будем об этом. У меня и без того башка раскалывается.
— Видеть не могу, как ты страдаешь.
— Кто страдает, так это Гарри. — Сам удивляюсь собственным словам. — Я таки заставил его помучиться.
Барб опять замолкает. Она тщательно вытирает мне волосы, смачивает бумажное полотенце и вытирает кровь у меня с лица.
— Так-то лучше. Это было невыносимо: кровь у тебя в волосах.
— Значит, вот оно? То есть сейчас ты уйдешь — и все?
Вся ее теплота вдруг куда-то девается.
— У меня есть выбор?
— Есть, конечно. Либо туда, либо сюда. Лично мне так кажется.
— Только не начинай, Митчелл, — говорит она холодно.
Этим тоном она всегда меня осаживала. Но ведь не пройдет и минуты, как она уйдет навсегда. Зачем меня сейчас-то ставить на место?
Внезапно я осознаю, что любовью мы с ней теперь уже никогда не займемся. Какая несправедливость. Если бы я только знал заранее, что мы расстанемся именно сегодня! Ее ласки были бы куда слаще. Если бы я только знал…
— Тринадцать лет, — говорю. — Разве можно просто плюнуть и забыть?
— Я с ним прожила куда дольше тринадцати лет, — сухо, словно чужая, произносит Барб. — У нас двое детей. Разве можно плюнуть на это?
И она направляется к двери. Я сижу дурак дураком с полотенцем вокруг головы. Вскакиваю и иду за ней. Надо сказать ей что-то очень важное, найти нужные слова. Но времени нет.
— Ты любила меня?
Она так и застывает посреди гостиной. И все вокруг застывает.
— Что?
— Ты слышала. Я спросил, любила ли ты меня?
И что это я завел речь про любовь в прошедшем времени? Легче выговорилось? Не знаю. Наверняка не скажу.
Тут с ней происходит что-то странное. Она приближается ко мне, заходит сзади, снимает с моей головы полотенце и принимается вытирать кровь с пола. Пятно по краям подсохло и не поддается.
Барб злится, бросает полотенце и видит, что диван тоже в крови. Это для нее уже слишком.
Что-то в ней надламывается.
— Надо попробовать содовой, — лепечет она.
Вот стыд. Она вмиг постарела. Только от этого мне ничуть не легче. Для меня она всегда будет красавицей. Наверное, не только для меня. Не в этом дело. Нашла о чем поговорить в такой момент. О содовой.
Барб медленно распрямляется.
— Мои дела говорят сами за себя, — безжизненно произносит она. — Догадайся сам. Без подсказок.
— Так сразу и не догадаешься. Лучше скажи прямо.
— Мне трудно об этом говорить.
— Я понимаю.
— Мне очень жаль, что все так обернулось, Митчелл. Честное слово. Я знаю, тебе тяжело. Но я не понимаю, чего ты от меня хочешь.
— Ничего страшного. Не бери в голову. Спасибо, что зашла на огонек.
Она бредет к двери. Я вижу ее в последний раз.
Все было кончено еще вчера. Я просто не знал.
А на дворе уже сегодня.
Заглатываю пять таблеток аспирина. Запиваю стаканом воды.
Смотрю на себя в зеркало. Дело хуже, чем я думал. Кровь на рубашке, на шее, на руках. Даже глаза налиты кровью.
Сажусь обратно на диван и начинаю жалеть себя. А не следовало бы. Мыслями о том, что я на самом дне и хуже быть уже не может, я искушаю судьбу. На какую-то долю секунды я даже забываю про Леонарда.
В дверь стучат.
Хочу просто заорать: «Входите», но передумываю.
Поднимаюсь и неуверенными шагами направляюсь к двери. Надеюсь, это не костолом-профессионал.
На пороге Джейк.
У меня стынет кровь в жилах, коченеет мозг, свинцом наливается тело. Когда сбываются твои худшие предположения, для тебя это все равно неожиданный удар.
— Митч, — говорит Джейк. Вид у него перепуганный. — Что такое с тобой стряслось?
— Джейк. Где Леонард?
— Обнаружили дельтаплан. Его выбросило на берег.
— А…
Отвечай же!
— Мы не знаем. Рядом с дельтапланом его не было.
ЛЕОНАРД, 18 лет
Любовь и Океан
На мой четвертый день рождения Перл отвезла меня в Санта-Монику на пирс. Я побываю в городке аттракционов и впервые в жизни увижу океан, все сразу, сказала она. Перл очень серьезно относилась к дням рождения.