Любовь в настоящем времени
Шрифт:
Это ремни.
Искалеченный, перекореженный дельтаплан основательно застрял между двумя камнями. А я крепко привязан к нему ремнями. И ремни выдерживают. Вода все выше, волны все больше, и мне уже хочется, чтобы дельтаплан наконец смыло. Но он вцепился в камни. И держит меня.
Опять океан кидает меня на камни, терзая переломанные кости. Пытаюсь ухватиться за дельтаплан. Промахиваюсь. Все сначала.
Летательный аппарат опять устоял.
И опять, стоит мне открыть глаза, я вижу Перл. Она смотрит на меня, и я понимаю, что прилив только начался. До утра еще масса времени. Поединок с двумя волнами — лишь небольшая часть долгой битвы. Целой войны. И драться придется не на жизнь, а на смерть.
Еще один удар о камни. Хватаюсь за какую-то стойку своего дельтаплана и держусь изо всех сил. Никогда ни во что так не вцеплялся.
Перл теперь сидит — или не сидит? — у моего левого локтя.
— Думаешь, я хотела умереть? — спрашивает она.
— Нет, — отвечаю. — Ты хотела, чтобы мы были вместе.
— Верно. У меня не было выбора. А у тебя есть выбор.
— Я тоже не хочу умирать.
— Ой, не ври мне.
— Сейчас я не хочу умирать.
— Хорошо. Самое время.
Волны все выше. Вот в эту секунду одна из них приподнимет дельтаплан и смоет обломки в море — вместе со мной.
Но пока я держусь.
— Ты мой сын, — говорит Перл. — Значит, ты сильный.
Я весь закоченел. Слабость разливается по телу. Слова выговариваются с трудом, но передо мной Перл. Возможно, это наш последний разговор. И если молчать, я просто разожму пальцы и утону.
— Ты боролась? — спрашиваю.
— Нет, — отвечает Перл.
— А зачем тогда мне бороться?
— Твоя гордость ничем не уязвлена. Ведь за свою жизнь можно отдать все, кроме собственного достоинства. Это единственное, за что можно умереть. А теперь молчи и держись покрепче.
Когда я снова открыл глаза, Перл не было.
Я совсем один. Даже лая Глюка не слышу.
Как бы мне не потерять сознание. И не сойти с ума. Ведь время растягивается прямо на глазах. И я начинаю петь. Это как-то само собой получается. Я пою ту самую песенку, которой баюкала меня Перл. Если бы она спела ее сейчас вместе со мной… Но где она, Перл?
Вскоре я выдыхаюсь и уже не могу петь.
Связь с телом слабеет. Я вижу самого себя меж камней, вцепившегося в дельтаплан. Не с высоты птичьего полета, но все-таки с некоторого расстояния. Интересно, что это значит? Дух покидает тело?
Проходит несколько минут — или часов? — и очередной вал цепляет дельтаплан. Вся конструкция приподнимается и с легким скрипом высвобождается из расселины между камнями. Отступая, волна несет нас с собой.
Я вернулся в свое тело. Надеюсь, это хороший знак.
— Как я устал, — говорю я Перл, хотя знаю, что ее нет рядом. Хуже того, ее со мной и не было. Правда, не всегда. Она приходила ко мне и в пламени свечи, и в воробье. Только на камнях сейчас она вряд ли сидела.
Меня уносит в море. Вода накрывает с головой. Задерживаю дыхание сколько могу. Когда выныриваю, вокруг одни волны. Вот битва и закончилась. Похоже, я проиграл, и гром орудий стихает.
Можно позволить себе потерять сознание и обрести покой.
Никак не могу решить, вред или пользу принесет мне дельтаплан, унесет меня с ним в море или выбросит на сушу. Решу немного погодя. А пока… я ведь собирался отрубиться.
Расстегиваю застежки на ремнях. Решаю: поплыву к берегу.
Мне даже не холодно. И боль куда-то пропала. И стало так спокойно на душе.
При первом же движении боль обрушивается на меня. Стараюсь плыть. Захлебываюсь. Замираю и жду, когда океан сам подхватит меня и понесет к берегу.
Про себя еще раз зову Перл.
Смотрю на Луну. Внезапно она чернеет.
И все вокруг тоже.
МИТЧ, 37 лет
Чем заняты взрослые
Вот я и дома. Проведал Джейка и Мону и вернулся. Зачем? Мне бы сейчас заняться поисками. Да где искать?
Мы ведь даже не уверены в том, что он улетел на дельтаплане. Это только наши страхи, прямых улик нет.
Предположим, он хотел опробовать свой планер. В таком случае он может оказаться далеко от дома. Интересно, сколько здесь холмов в радиусе пятидесяти миль? Наведаться на каждый из них? Нет, пожалуй, от меня будет больше пользы, если я останусь на телефоне.
Вставляю ключ в замочную скважину, но дверь открывается, стоит к ней прикоснуться. Странно. Ведь я ее закрывал. Я всегда закрываю дверь на замок.
Распахнувшись, дверь скрипит. Я вхожу.
И сразу понимаю — в животе у меня холодеет, — что в доме у меня кто-то есть.
Храбрюсь.
В комнате полутьма. Еще ведь раннее утро, и солнце светит не на полную катушку.
Закрываю за собой дверь и оглядываю гостиную. В углу кто-то сидит. Сердце у меня так и екает. Однако очертания у темного силуэта совсем не страшные. Похоже, это всего лишь Гарри.
— Гарри? — спрашиваю. — Это ты?
— Кто же, на хер, еще? — слышу ответ.
Голос какой-то не такой. То есть это Гарри, сомнений нет. Но в словах его мне слышатся совершенно новые, необычные ноты.
На кофейном столике перед ним тоже что-то особенное, не мое. Позавчера — вот ведь достижение — я убрал со столика весь хлам, чтобы за ним можно было поработать. А вчера снес всю работу в контору. Столик был девственно чист. Не считая старого конверта Перл.