Любовь в настоящем времени
Шрифт:
Краем глаза я видел призрачный нимб вокруг Луны, и мне было грустно, что его не видит Леонард.
Кристаллики льда в верхних слоях атмосферы, сказал он. Совершенно справедливо. Только почему я не знал этого? Как получилось, что мне нечему его научить?
Когда мое словоизвержение закончилось, он сказал:
— Бедняга Митч. Угораздило же тебя поверить во всю эту чушь.
Вот и вся его реакция. Жалеет меня за то, что я смотрю на жизнь иначе.
Но самый идиотизм в том, что жалость чувствовал не только Леонард.
Мне и самому вдруг стало жалко себя.
Проснувшись поутру, я принял странное решение. Мне подумалось: а почему бы мне не влезть в шкуру слепого? Хотя бы на один день.
Я спустился со своей верхотуры и потыкался по углам, отыскивая, из чего бы соорудить повязку. Чистое посудное полотенце, сложенное вдоль, подошло. Я завязал глаза и застыл посреди кухни в раздумьях, что делать дальше.
При других обстоятельствах я бы заварил кофе, полистал газету, проверил электронную почту и разгадал кроссворд. Только сегодня все это не катило. Меня не покидало ощущение, что произошел какой-то катаклизм. Заведенный распорядок дня рухнул в тартарары. Все вокруг изменилось.
Я забрался наверх и плюхнулся в кровать.
Примерно через час я понял, что без кофе мне не выжить. Придется пойти и заварить. Да и Леонард скоро проснется, и его надо будет покормить завтраком. Пусть хоть хлопьев, что ли, поест. В общем, хочешь не хочешь, а пора на кухню.
Оказалось, подниматься по этой чертовой лестнице куда легче, чем спускаться. В незрячем-то состоянии. Пришлось сосредоточиться на том, чтобы не грохнуться. Хотя каждая ступенька была мне знакома давным-давно, и в подробностях. Я бы, наверное, спящим смог сбежать вниз. Только какой уж тут бег. Очередную ступеньку я нашаривал до того тщательно, будто от этого зависела моя жизнь. Упаду и разобьюсь до смерти.
Добравшись до первого этажа, я стал лучше понимать Леонарда. Каждый шаг по гостиной давался мне с трудом. Мне все казалось, что вот прямо сейчас я со всей дури шарахнусь башкой о что-нибудь твердое. Логические рассуждения не действовали, все равно я перемещался, вытянув перед собой руки и ощупывая воздух. От попавшегося под ноги кофейного столика это меня не спасло.
Когда я ударился большим пальцем ноги о кухонную дверь, мне пришло в голову, что неплохо бы обуться. Совершив новое восхождение в спальню, надел кожаные тапки. Почему-то они не слетели с ног во время спуска.
До кухни я добрался. Чувство было такое, будто я змеей прополз по вражеской территории до родного окопа. Меж мин и воронок.
Кофеварку я нашел на ощупь. Только где фильтры? Ну что мне стоит не перекладывать их с места на место каждый день? Ищи теперь, слепошарый. Под пальцами одна коробка от другой ничем не отличается, и фильтры могут находиться в какой угодно.
Зато бумажные полотенца всегда на одном и том же месте — у раковины. Чем не фильтр, в конце концов?
Кофе я держу в холодильнике. Пакет с кофе своеобразной формы, так что найти его не составляет труда. Только холодильник битком набит всякой всячиной. Замороженные продукты сыплются на меня дождем. Какая-то тяжеленная ледышка грохается прямо на ногу. Стараюсь не стонать, чтобы не разбудить Леонарда. Пытаюсь подобрать упавшее. Без толку. Все наверняка разлетелось по кухне, а я ни хрена не вижу. Ударяюсь лбом о кухонный стол и решаю заняться кофе. А это все пусть валяется.
Сам процесс кофеварения протекает без происшествий. На ощупь вполне реально заполнить контейнер кофе и проверить уровень воды в кувшине. Выливаю воду в кофеварку, одной рукой щупая, куда лью.
Вполне законно горжусь собой.
Открываю буфет, чтобы достать кружку. С полдюжины стаканов и фарфоровых чашек летят на пол. Осколки подступают к ногам.
От дверей доносится легкое шуршание.
— Митч? — спрашивает Леонард. — Что тут, к чертям, делается? Отражаешь атаки пришельцев?
— Только не входи. Особенно если ты босиком. Тут полно осколков.
— Удивил, тоже мне. Я это понял, еще когда был у себя.
Молчим. Оцениваем друг друга. Как могут оценивать две слепые родственные души.
— Что ты вытворяешь, Митч? — укоризненно спрашивает Леонард.
Мне делается стыдно, будто меня поймали на недостойном занятии.
— Подойди сюда, — говорит Леонард.
Осколки скрипят у меня под ногами. Банка замороженного сока (апельсинового?) откатывается в сторону.
Леонард вытягивает руки и щупает мою повязку.
— О, Митч. — Вот и все, что он говорит, развязывая полотенце и срывая его.
Свет ослепляет меня.
— Я просто хотел узнать на собственном опыте, до чего может дело дойти.
— О, Митч, — повторяет Леонард. — Только пойми меня правильно. Я люблю тебя и все такое, но ничего глупее я еще не видел.
Душу мне пронзает боль. Слышу свой собственный голос:
— Но почему? Почему это так уж глупо?
— Потому что у тебя есть глаза. Если бы ты был на самом деле незрячий, ты бы приспособился. Легко. Но ты не слепой. Ты сам постарался лишить себя зрения. И напрасно.
— Я подумал, это может нас сблизить.
— Да когда мы были ближе, чем сейчас?
— Не знаю. А правда, когда?
На этот счет у меня было свое мнение. Но пришлось выслушать мнение Леонарда.
— А как насчет вчерашнего вечера, когда мы с тобой пошли прогуляться? Ведь ты видишь, а я — нет. По этой причине мы очень подходим друг другу. У одного есть то, чего нет у другого.
— Я хотел взглянуть на мир твоими глазами.
— Слепыми глазами. Только добровольная слепота — это не то. Уж ты мне поверь. Кое-чего нарочно не добьешься. Даже если очень захочешь.
— Хлопья будешь? — Что-то мне приспичило сменить тему.
— Конечно, буду. Спасибо.
— Я подам тебе завтрак в постель. Только подмету осколки.
— Держи глаза нараспашку. А то порежешься.
И он ушел. А я стоял посреди кухни и осматривался.
Чашек со стаканами разбилось, пожалуй, больше дюжины. У фарфоровых кружек отлетели ручки. Упаковка куриных грудок без кожи торчала из-под плиты. Две банки замороженного клюквенного сока валялись под столом.