Любовь в огне
Шрифт:
— Ваша жена хочет, чтобы вы прежде всего вернулись к ней живым. Если не отнять ногу сейчас, вы просто умрете.
Лоутон опустил голову и надолго замолчал. А когда вновь поднял на нее глаза, в них блеснули слезы.
— А если я окажусь не нужен ей без ноги?
— Рядовой Лоутон, у меня два брата и два кузена сейчас воюют. И я хочу, чтобы они вернулись домой живыми. В любом виде. Без ноги, без руки, лишь бы с головой. Поверьте, если вам не сделать операции сейчас, очень возможно, что ваша жена больше никогда вас не увидит. Неужели вы хотите, чтобы через несколько дней
Лоутон вновь опустил голову. Остальные заключенные притихли и сгрудились вокруг них.
— Я боюсь, мисс Сидни… — прошептал Лоутон. — Правда… Я очень боюсь.
Она подошла к нему и взяла его лицо в ладони, как делают с маленькими детьми.
— Вы очень хороший и храбрый молодой человек. Я знаю, что ваша жена мечтает видеть вас дома. Ей не хочется, чтобы от вас остался только крест в земле. Не бойтесь, я найду лучшего врача во всем Вашингтоне.
На самом деле Сидни была далеко не уверена в том, что ей это удастся, но она очень рассчитывала на сержанта Грейнджера. Несколько помедлив, Лоутон молча кивнул.
— Отлично. — Она подошла к охраннику. — Проводите меня к сержанту.
— Мисс Маккензи, не забывайте, что теперь вы не гостья у нас.
— Мне нужно видеть сержанта, — сказала она сурово. — Поверьте мне, он очень рассердится, если узнает, что я просилась к нему, а вы меня не пустили.
— Да ладно-ладно, пожалуйста…
Охранник отпер дверь и дал ей знак следовать за ним по коридору. Сидни ободряюще махнула рукой Лоутону и вышла с заднего двора.
Грейнджер поднялся ей навстречу из-за своего стола и с грустной улыбкой развел руками.
— Не могу передать, насколько мне неприятно, что вы оказались у нас в качестве арестантки, мисс Сидни.
Да, он был прав. Раньше Сидни довольно часто приходила сюда, но эти стены никогда ее не смущали. Она знала, что в любой момент может уйти и никто ее не остановит. Теперь ситуация изменилась. Она перестала быть хозяйкой положения и надеялась только, что Грейнджер не изменит своего к ней отношения. Сидни вспомнила слова Сисси. Да, свобода — золото. И особенно остро ты начинаешь сознавать это, когда ее лишаешься…
— Сержант, вы помните наш разговор?
— О враче? Конечно.
— Вы мне поможете? Понимаю, что теперь неудобно просить вас, ведь я… Но не во мне дело, в конце концов. Вы знаете рядового Лоутона? Он совсем еще мальчик. Его необходимо срочно показать доктору. Промедление смерти подобно. Я вас очень прошу…
Грейнджер приблизился к ней и понизил голос:
— Я могу привести вам вдову, о которой тогда говорил. И тоже предлагаю поторопиться, ибо ее вот-вот переведут в действующую армию. Она будет вместе с генералом Маги.
Вдова. Янки. Ведьма. Не врач.
С другой стороны, мать Сидни тоже не имела диплома, но слыла в округе целительницей, которую всегда звали к себе соседи, когда у них кто-то болел. Если эта вдова поможет Лоутону, то не все ли равно, как ее называть — ведьмой или хирургом.
— Итак, мисс Сидни?
Риса не стала бы посылать к своему отцу ненадежного человека.
— Хорошо, когда вы сможете ее пригласить?
— Прямо сейчас.
Рианнон очень удивилась, когда за ней приехали из тюрьмы и пригласили навестить заключенных. С другой стороны, она этому даже обрадовалась. Вещи были давно собраны, все мысли о предстоящем передуманы. А Вашингтон она увидела весь, исходила его вдоль и поперек. И он ей не понравился.
Война отвратительна, с этим трудно не согласиться. Но политика оказалась еще отвратительнее. Она повидала здесь разных деятелей, после знакомства с которыми хотелось вымыть руки. Нет, лучше на фронт. Там, где много дела и мало времени на пустые раздумья. И вот до отправки оставалось два дня, а она не знала, чем себя занять.
И еще…
Она просто боялась оставаться наедине с самой собой.
Рианнон помнила, что тогда случилось. Это не укладывалось у нее в голове, начинали гореть уши всякий раз, когда она думала о той ночи, она отказывалась верить в происшедшее, но помнила…
Поэтому-то она считала часы до отправки.
Поэтому-то, когда за ней приехали из тюрьмы, она не стала размышлять, а сразу согласилась. В конце концов, ей было даже интересно, зачем ее зовут. Карета довезла Рианнон до ворот тюрьмы, где ее встретил человек, представившийся сержантом Грейнджером.
— Здравствуйте, сержант. Чем обязана?
— Очень рад, что вы согласились приехать, миссис Тремейн. Тут такое дело…
— Вам понадобился врач? Но почему вы не обратились в военную медслужбу?
— Видите ли… — Грейнджер засмущался. — Пациент у нас из числа заключенных. Это мятежники. Вряд ли он согласится, чтобы его осматривал врач-северянин. Меня попросила пригласить вас одна женщина. Мы с ней в хороших, добрых отношениях…
— Кто?
— Пойдемте лучше, вы сами все увидите.
Они долго шли длинными коридорами и наконец оказались на заднем дворе. Рианнон сразу заметила небольшую кучку арестантов. Все они были в изношенных мундирах армии конфедератов и вид имели весьма жалкий. Когда она проходила мимо, каждый вежливо здоровался с ней и отступал в сторону, давая дорогу. Грейнджер довел ее до конца двора и толкнул еще одну дверь. Они оказались в маленькой тесной комнате. На кушетке лежал солдат-южанин, а около него стояла молодая женщина. Она оглянулась на вошедших, и Рианнон вздрогнула — настолько незнакомка походила на всех Маккензи, которые до сих пор встречались на ее жизненном пути.
Солдат застонал. Рианнон подошла ближе. Одна нога его была оголена до колена.
Рана выглядела ужасно. Ступня и лодыжка сильно распухли и потемнели. Рианнон подняла глаза на несчастного. Мятежник. Возможно, именно он убил ее мужа. Но он был так молод, а глаза его глядели на нее с такой мольбой… Рианнон поняла, что сейчас не время для ненависти. И потом, ей уже пришлось пожить немного среди мятежников. Эти люди сражались и погибали, молились Богу и любили своих жен и детей точно так же, как северяне. Надо просто вспомнить все это и забыть об остальном… Она присела рядом с солдатом, ободряюще улыбнулась ему и, осторожно взяв его больную ногу, положила ее к себе на колени, чтобы тщательно исследовать рану.