Любовь в прямом эфире
Шрифт:
Конец осени и начало зимы были самым прекрасным временем в моей жизни. Я купалась в любви, заботе и нежности Льва. Он называл меня своей любимой девочкой и как-то признался, что дуреет от того, что стал моим первым. Ни секунды я не сомневалась ни в его словах, ни в поступках. Мы встречались каждый день, но по субботам приезжала Алиса, с которой он меня пока не познакомил. Я понимала, что девочка воспримет меня в штыки. О матери Лисы, как называл ее Лев, мы практически не говорили. Он просто сказал, что они давно перестали друг друга понимать и решили расстаться.
В середине декабря, на день независимости (16 декабря), мы закрылись в его квартире. Я все-таки приготовила мясо по-французски по рецепту Дианы и не спалила дом. Лев даже похвалил. Мы лежали в обнимку на диване, укрывшись пледом и смотрели кино. Потом целовались. Снова любили друг друга. А вечером меня “обрадовал” редактор спецпроекта, для которого я снимала репортаж. Он позвонил и сказал, что надо срочно внести правки, которые отправил по почте. Я уже была в своей любимой шелковой пижаме — коротких шортиках и майке. Накинув тонкий белый пуловер, я пошла в гостиную и достала из рюкзака ноутбук, который всегда носила с собой. Лев сказал, что раз уж я занята, то и он поработает.
Я села по-турецки на широком диване и открыла ноут. Рядом лежал блокнот с вложенным карандашом, которым я зацепила пучок на голове. Лев устроился в кресле напротив.
— Сонь, — тихо позвал он, когда я уже заканчивала править текст.
— М-м-м? — отозвалась я, продолжая стучать по клавиатуре.
— Я тебя люблю.
Я оторвалась от экрана, подняла на него глаза и улыбнулась.
— Я тоже тебя люблю, Лева.
Отложив работу, я поднялась с дивана и, не разрывая зрительный контакт со Львом, распустила волосы, сняла пуловер, подошла к нему и села на колени. Он подался вперед и провел ладонью по бедру. Я же запустила пальцы в светлую львиную гриву и заглянула в глаза любимого хищника.
— Левушка. Мой Левушка, — нежность затопила душу до краев, хотелось гладить и целовать его везде. Я коснулась губами его лба, глаз, щек. Оставляла короткие поцелуи на лице, губах и шее, а желание только росло.
— Соня, моя милая. Нечаянная радость, — произнес он со странным надрывом.
— Прямо как у Талькова: “Несвоевременная страсть, горькая, а сладость”. К чему это?
— Тяжело жить с умной женщиной, — усмехнулся Лев и припал губами к шее.
— А ты? Почему ты такой серьезный? — этот вопрос уже несколько дней мучил меня. Я чувствовала что Лев стал напряженный и задумчивый.
— Все нормально, — он прижал меня к груди и поцеловал в макушку, а я обняла его за талию.
— Проблемы на работе? — не унималась любопытная Варвара.
— Я все решу, — пообещал он. — Ты только верь мне, Сонь. Хорошо? Что бы ни случилось, что бы кто не сказал, доверяй мне.
— Конечно, — потерлась щекой о его футболку.
Да, я верила ему безоговорочно. Любила безумно. И уже не представляла жизни без него. Мы не говорили о будущем и не строили планов. Я думала, все впереди и сейчас надо наслаждаться нашими уютными зимними вечерами. Но, как оказалось, это было затишьем перед "идеальным штормом".
Глава 11
Соня
Наше
На следующее утро просыпаюсь от телефонного звонка и проклинаю всех: Льва, который заявился на ночь глядя и лишил сна, соседку с ее потаскушной кошкой, не менее потаскушного, но все же любимого Иннокентия, разбившего что-то на кухне. Ну и конечно, под горячую руку попадает гонец, а именно — Вадик.
— Я убью тебя! — рявкаю в трубку. — Ну что ты звонишь мне в восемь? У меня выходной!
— Уже нет!
— В каком смысле?
— Алина отравилась и обнимается с унитазом, а ты — ноги в руки и бегом на работу! — издевается главный редактор.
— Фак! — ругаюсь я. — Я тебя ненавижу!
— Сделал гадость, сердцу радость, — смеется друг. — Давай, моя звезда, родина тебя не забудет!
Собираюсь впопыхах, толком не позавтракав. О том, что машина не заводится, я вспомнила за пять минут до выхода. Снова придется ехать на такси, но с моей крошкой все равно надо что-то делать, поэтому звоню папе.
— Доча, привет! — со второго гудка берет трубку отец.
— Папаня, привет-привет, мой хороший! — милым голосочком воркую я.
— Сколько? — тут же спрашивает он, зная, что если у меня такая интонация, значит мне что-то нужно.
— Машина не заводится. Я вчера забыла про нее, а сегодня на работу вызвали.
— Та-а-ак, — размышляет папа. — Сегодня я уже не вырвусь, у меня запись полная. Давай, Сонечка, завтра утром к тебе с Равилем подъедем и посмотрим.
— О, отлично! Завтра как раз суббота, выходной. Хочешь блинчиков напеку?
— Ну договорились. Пеки, — смеется папа и я с облегчением вздыхаю, что хотя бы одну проблему решила.
На выходе из квартиры оборачиваюсь, окидываю взглядом прихожую и вдруг вспоминаю, как только вчера меня целовал здесь Лев и мигом на губах появляется терпкий вкус этого безумства. Отгоняю от себя мысли о нем и переключаюсь на Кешу, который вальяжно прошел к центру прихожей и встал прямо напротив меня.
— Так, Кешуля! В квартиру никого не пускать. На соседнюю лоджию не прыгать. Жозефину по возможности не тарабанькать, иначе будет у тебя злая-презлая теща. А это в сто раз хуже злой матери.
— Мя-я-яу, — дерзит мне хвостатый, как бы говоря “Напугала”.
— Ты это, не огрызайся давай. Береги колокольчики смолоду, — верчу указательным пальцем вокруг своей оси. — и квартиру не разнеси.
На работе второй день подряд будем выдавать материалы об авиакатастрофе: во-первых, нашли черный ящик, во-вторых, стали известны подробности жизни бизнесмена и его токалки, а в-третьих, мои ребята договорились с родными погибших членов экипажа об интервью. В десять часов у нас проходят традиционные “летучки”, где мы обсуждаем темы на сегодняшний эфир, разбираем ошибки прошлого выпуска и в конце я раздаю задания корреспондентам. Обычно собрание проходит в конференц-зале за большим овальным столом, но сегодня там, как и на всем этаже, устанавливают электронную систему пропусков, поэтому мы собираемся в ньюсруме.