Любовь в прямом эфире
Шрифт:
Лев начинает звонко смеяться, а у меня опять дежа-вю. Вот точно также он сидел на этом месте и хохотал, когда я рассказывала ему веселые истории из своей жизни. Поразительно, как все-таки много воспоминаний о двух месяцах с ним все еще живут во мне. Хорошая память — мой дар и проклятие.
— Даже страшно подумать, что он такое сделал, что ты ему врезала, — Лев, наконец, приходит в себя.
— В том-то и дело, что ничего. Просто защитная реакция. Я потом долго перед ним извинялась, — оправдываюсь я. — Даже вискарь дорогой
— Я хотел спросить еще тогда, — Лев подается перед и, сцепив руки замком, положил их перед собой на стол. — Почему ты такая?
— Какая?
— Почему так реагируешь на мужские прикосновения, боишься, дерешься?
— Уже не дерусь. Я прошла терапию.
— А все-таки? Я помню тебя восемь лет назад. Ты же даже меня держать за руку поначалу боялась.
Долго вглядываюсь в его лицо, собираясь с мыслями. Лев — тот самый человек, разрушивший мои оковы. С ним я ожила, а потом снова погибла. И есть ли смысл сейчас ворошить прошлое?
— Правда не такая уж приятная, — признаюсь честно. — Даже мне понадобилось много лет, чтобы ее принять и отпустить.
— Расскажешь?
Откинувшись на спинку стула, постукиваю ногтями по кружке. Решаю, стоит или нет. Последний человек, которому я изливала душу, — мой психолог в столице. Очень мне помогла, кстати. Лев выжидает, не торопит. И я собираюсь с силами.
Глава 21
Софья
Наше время
— Очень много ошибок в прошлом, — эти слова даются Льву тяжело. — Куда ни глянь, виноват везде. Меня сгубила самонадеянность, уверенность в том, что я тихо разведусь и ты ничего не узнаешь. А потом проблемы росли как снежный ком и я, взрослый тридцатипятилетний мужик уже не смог с ними справиться, — он качает головой. — Я знал, что даже если расскажу правду, ты уйдешь от меня. А я уже не мог от тебя отказаться, вдыхал твой запах словно наркоман.
— И тем не менее, шесть лет назад ты отпустил меня во второй раз, поверив бывшей жене, — горько усмехнулась я.
— Я ей не поверил и поехал убедиться во всем лично. А ты была на этих качелях с мальчиком, который звал тебя мамой. Ты была счастлива и я, помня сколько боли тебе причинил, просто ушел с дороги. Кто я, чтобы рушить чужую семью? Так, неприятное прошлое, — он смотрит на остывший чай, к которому даже не притронулся.
— Давай, налью новый, — беру кружку и иду к столешнице. Все делаю молча, прикусив губу, потому что не хочу перед ним плакать.
— Я знаю, что восемь лет назад ты жила на правом берегу Астаны, в районе старого вокзала.
Замираю с чайником в руке и задерживаю
— Летом ты сначала ездила в отпуск в Турцию, а в конце августа в командировку в Нью-Йорк.
— Следил за мной? — возвращаю его кружку на стол и сажусь напротив.
— Первое время. Пока не увидел тебя с парнем. Цветы тебе таскал. Что за парень кстати? — спрашивает, склонив голову набок.
— А ты его разве не пробивал?
— Пробивал. Интересно, что ты сама скажешь.
— Просто парень, — отвечаю сузив глаза. К концу года у меня действительно появился поклонник и я очень хотела дать ему шанс. — Хороший. Красиво ухаживал, букеты дарил.
— И ты начала с ним встречаться…
— Ты же знаешь, что да. Зачем спрашиваешь?
— Как долго?
— Это что допрос? Давай я задам тебе встречный вопрос. За шесть лет развода у тебя были другие отношения?
— Нет, — сходу проговаривает он.
— Что и даже для здоровья?
— Если только для него, — эти слова говорит без единой эмоции на лице. — Но отношения и “встречи для здоровья” — разные вещи.
— Сейчас кто-то есть?
— Уже нет, — отвечает сходу, даже не задумываясь.
— Как давно нет?
— Прилично, — уходит от ответа. — У нас было условие: как только один из нас решает закончить, мы говорим об этом открыто.
— И кто закончил?
— Я.
— М-м-м. Я смотрю с годами кто-то научился говорить правду перед перепихоном, — злорадствую я и он улыбается правым уголком рта. — А как твоя жена? Успокоилась?
— Замуж вышла. Два года назад. Сошлась с одноклассником и уехала к нему в Бельгию. Сказала, что влюбилась по-настоящему.
Меня легонько поколачивает от этой новости, потому что Вероника так вцепилась в Льва, так держалась за него, что позволила себе сыпать проклятиями и оскорблять. А теперь она в шоколаде, любовь у нее. Какая ирония!
— Вот это да! Ну любовь — это, конечно, хорошо. Стесняюсь спросить, а сын с кем? — интересуюсь я.
— Со мной. Сначала она взяла время, чтобы там устроиться, а потом мы решили, что Матвею будет лучше со мной. Так и живем.
Решили? Или просто новый мамин муж не захотел воспитывать ребенка чужого дяди?
— Втроем?
— Вдвоем.
— А как же дочка? — упоминаю ее и перед глазами встает лицо заплаканной маленькой девочки. В нашу единственную встречу она смотрела на меня волком.
— Ей захотелось самостоятельности, — улыбается Лев. — Сказала, что мы ее слишком опекали в детстве и теперь ей нужна свобода. Алиса учится в университете и снимает квартиру с подругой.
— А если ты здесь на ночь глядя, то где твой сын?
— У моей сестры Юли. Помнишь, мы с тобой познакомились, когда я не мог ее найти? Мы с ней живем в одном подъезде и наши сыновья почти ровесники и очень дружат. Ночуют по очереди то у нас, то у них. Завтра я везу мальчиков на картинг.